07 Досроки

(1)Как и все другие науки, астрономия возникла из практических потребностей человека. (2)С развитием общества <…> астрономией выдвигались всё новые и новые задачи, для решения которых нужны были более совершенные способы наблюдений и более точные методы расчётов. (3)Поэтому постепенно стали создаваться простейшие астрономические инструменты и разрабатываться математические методы обработки наблюдений.

1)Ключевую роль в регуляции частоты сердечных сокращений в организме человека играет нервная система (в том числе блуждающий нерв). (2)Ведь она, работая автоматически, заставляет сердце сокращаться даже во время сна. (3)Особенностью работы нервной системы является то, что одна группа нервов ускоряет сердцебиение, <…> другая замедляет его, действуя как своеобразный тормоз.1)Ключевую роль в регуляции частоты сердечных сокращений в организме человека играет нервная система (в том числе блуждающий нерв). (2)Ведь она, работая автоматически, заставляет сердце сокращаться даже во время сна. (3)Особенностью работы нервной системы является то, что одна группа нервов ускоряет сердцебиение, <…> другая замедляет его, действуя как своеобразный тормоз.

1)Наполеон очень любил читать, что было довольно необычно для военного. (2)Он пристрастился к чтению ещё в детстве, в военном училище: отношения со сверстниками у него не сложились, и книги позволяли забыть о сильном чувстве одиночества и житейских неприятностях. (3)Позже в каждой <…> резиденции имелась библиотека, составленная из одних и тех же книг, и поэтому император мог продолжать чтение любой книги, переехав с места на место.

(1)Долгое время считалось, что речевой слух и слух музыкальный родственны, причём многие и сейчас так думают. (2)Но однажды под наблюдением учёных оказался один известный композитор, который после болезни не мог различать звуки речи: [д] и [т], <…>, для него звучали одинаково, однако в те же годы он сочинил лучшую из своих симфоний. (3)Значит, музыкальный слух и речевой слух имеют разную психологическую организацию.

(1)Астрономия, как и все другие науки, возникла из практических потребностей человека. (2)С развитием общества перед астрономией выдвигались всё новые и новые задачи, для решения которых нужны были более совершенные способы наблюдений и более точные методы расчётов. (3)<…> постепенно стали создаваться простейшие астрономические инструменты и разрабатываться математические методы обработки наблюдений.

(1)Идея биогенеза исходит из древних индусских и персидских религиозных представлений об отсутствии начала и конца у природных явлений и представляет собой одну из гипотез происхождения жизни на Земле. (2)<…> этой версии жизнь существует во Вселенной вечно. (3)Простейшие организмы или их споры («семена жизни») могли быть из космоса занесены на Землю, где нашли благоприятные условия, размножились и дали начало эволюции от простых форм к более сложным.

(1)В Древней Греции сельское хозяйство было основным источником существования человека. (2)<…> городские жители часто имели хозяйство за пределами города и пользовались тем, что оно давало. (3)При этом рельеф Греции не благоприятствовал сельскому хозяйству: примерно три четверти территории занимали горы и участки, малопригодные для земледелия.

(1)На основании анализа эмпирических и экспериментальных данных учёные сделали убедительные выводы о том, что у человека, основным источником информации для которого является Интернет, существенно меняется восприятие. (2)Исследователи выявили очевидные перемены в способности концентрировать внимание и запоминать информацию: эта способность имеет тенденцию к снижению. (3)«Природа» чтения <…> изменилась: внимание читающего человека стало поверхностным, «порхающим».

Роман Тургенева «Отцы и дети» непрост для пересказа и понимания. Ценность его и намерения автора далеко не сводятся к изображению нового социального типа, и изображение этого типа не может быть для Тургенева самоцелью. В авторской системе ценностей этого нет. Без непременного писательского долга улавливать и портретировать новое явление Тургенев бы и за книгу не взялся; зафиксировать появление «новых людей» – задача очеркиста, романиста интересуют более тонкие материи. И конечно, «Отцы и дети» не только о Базарове, иначе роман назывался бы «Нигилист».

Примерно – и не до конца, – представить авторскую позицию и тургеневские намерения мы сможем, если спросим себя: кто в романе получает все бонусы? Проще всего сказать: Аркадий, птенец, который в галки попал, – но будущее Аркадия темно, и они с Катей действительно птенцы. Одинцова? Они с новым мужем, может быть, «доживутся до любви», а пока какое же тут счастье? Счастье было так возможно, <…> прошло мимо. Все лучшее достается Николаю Петровичу Кирсанову: у него и Фенечка, и Митя, и имение, которое хоть и скрипит на честном слове – но попробуй его реформировать по науке, и оно тотчас рухнет. Все счастье Николая Петровича держится на соблюдении трудно формулируемых, интуитивно посягаемых конвенций; на человечности, на непрагматической любви к прекрасному и бесполезному, на деликатности, мягкой насмешливости, любви ко всем.

(По Д. Быкову)

О человеке, личность которого приобрела символическое значение, принято при конце его жизни говорить, что вместе с ним уходит эпоха. Решусь сказать несколько иначе: с Дмитрием Сергеевичем Лихачёвым от нас уходит невосстановимый культурный тип. Увы, таких людей, вероятно, мы больше не увидим. 

В нём жила память прежде всего о том, что он успел застать и увидеть в самом конкретном и простом биографическом смысле. Им была прожита с сознательно зорким вниманием долгая жизнь <…> катаклизмов сменявших друг друга эпох: никогда не забуду, как в пору «перестройки» он при встрече сказал мне, что узнаёт в том, как разительно у людей вдруг переменились лица, опыт, уже пережитый им в отрочестве, в роковом 1917 году, и потому ждёт в самом близком будущем самых основательных перемен. Ну часто ли нам в те дни приходилось разговаривать с носителем живой и осознанной памяти о событиях, положивших более семидесяти лет тому назад начало циклу, который тогда как раз подходил к концу? В чьей ещё индивидуальной памяти круг сомкнулся так осязаемо? Здесь перед нами редкий случай, когда сама по себе продолжительность жизни из простого биографического обстоятельства претворяется в особый шанс для мысли. 

Неслучайно в прежние времена, непохожие на наши, принято было говорить о мудрости седин, о сокровищнице опыта. 

(По С.С. Аверинцеву) 

— Она несла в руках отвратительные, тревожные желтые цветы. Черт их знает, как их зовут, но они первые почему-то появляются в Москве. И эти цветы очень отчетливо выделялись на черном ее весеннем пальто. Она несла желтые цветы! Нехороший цвет. Она повернула с Тверской в переулок и тут обернулась. Ну, Тверскую вы знаете? По Тверской шли тысячи людей, но я вам ручаюсь, что увидела она меня одного и поглядела не то что тревожно, а даже как будто болезненно. И меня поразила не столько ее красота, сколько необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах!

Повинуясь этому желтому знаку, я тоже свернул в переулок и пошел по ее следам. Мы шли по кривому, скучному переулку безмолвно, я по одной стороне, а она по другой. И не было, вообразите, в переулке ни души. Я мучился, <…> мне показалось, что с нею необходимо говорить, и тревожился, что я не вымолвлю ни одного слова, а она уйдет, и я никогда ее более не увижу… 

И, вообразите, внезапно заговорила она: 

— Нравятся ли вам мои цветы? 

Я отчетливо помню, как прозвучал ее голос, низкий довольно-таки, но со срывами, и, как это ни глупо, показалось, что эхо ударило в переулке и отразилось от желтой грязной стены. Я быстро перешел на ее сторону и, подходя к ней, ответил: 

— Нет.

(По М.А. Булгакову)

Человеческая натура проявляется в разном, но в чём-то, надо полагать, обнаруживается верховное, державное качество человека. Выявить эту главенствующую черту означает постичь сущность человека. Какое качество можно считать специфически человеческим? Есть ли вообще в человеке какое-то внутренне устойчивое ядро? 

<…> феномен может быть осмыслен, по-видимому, двояким способом: либо через сопоставление его с другими сущностями или явлениями, либо через раскрытие его собственной уникальной природы. Изучение человека «извне» предполагает осмысление его отношений с природой (космосом), обществом, богом и самим собой. Приобщение к тайне человека «изнутри» сопряжено с постижением его телесного, эмоционального, нравственного, духовного и социального бытия. Вполне понятно, что эти различные подходы не всегда существуют в идеальном выражении. Они дополняют друг друга, вызывают потребность в выработке общей, синтезирующей позиции.

Религиозно-философское направление рассматривает в качестве высшей ценности бога. Поэтому тайна человека в этой системе мышления оказывается принципиально непостижимой либо соотнесённой с сущностью божественного. Философы натуралистической ориентации исходят из культа природы, космоса. Человек воспринимается в основном как живое вещество, наделённое рядом отличительных естественных особенностей. Наконец, многие философы оценивают мир через человека, полагая его главной ценностью мироздания.

После встречи в поезде с художником я приехал в Ленинград. Снова открылись передо мной торжественные ансамбли его площадей и пропорциональных зданий.

Я подолгу всматривался в них, стараясь разгадать их архитектурную тайну. Она заключалась в том, что <…> здания производили впечатление величия, на самом же деле они были невелики. Одна из самых замечательных построек – здание Главного штаба, вытянутое плавной дугой против Зимнего дворца, по своей высоте не превышает четырехэтажного дома. А между тем оно гораздо величественнее любого высотного дома Москвы.

Разгадка была простая. Величественность зданий зависела от их соразмерности, гармонических пропорций и от небольшого числа украшений – оконных наличников, картушей и барельефов.

Всматриваясь в эти здания, понимаешь, что хороший вкус – это прежде всего чувство меры.

Я уверен, что эти же законы соразмерности частей, отсутствия всего лишнего, небольшого числа украшений, простоты, при которой видна и доставляет истинное наслаждение каждая линия, – всё это имеет некоторое отношение и к прозе.

Писатель, полюбивший совершенство классических архитектурных форм, не допустит в своей прозе тяжеловесной и неуклюжей композиции. Он будет добиваться соразмерности частей и строгости словесного рисунка. Он будет избегать обилия разжижающих прозу украшений – так называемого орнаментального стиля.

Композиция прозаической вещи должна быть доведена до такого состояния, чтобы ничего нельзя было выбросить и ничего прибавить без того, чтобы не нарушился смысл повествования и закономерное течение событий.

(По К.Г. Паустовскому)

Даль был близок к человеку труда, прежде всего земледельцу, знал до тонкости предметы народного быта, мысли и чаяния простых людей, <…> психологию. «К особенностям его любви к Руси, – писал Белинский, – принадлежит то, что он любит её в корню, в самом стержне, основании её, ибо он любит простого русского человека, на обиходном языке нашем называемого крестьянином и мужиком. Как хорошо он знает его натуру! Он умеет мыслить его головою, видеть его глазами, говорить его языком».

А вот что сказал Гоголь о Дале: «Каждая его строчка меня учит и вразумляет, придвигая ближе к познанию русского быта и нашей народной жизни».

Народ одаривал Даля словами, пословицами, песнями, сказками, легендами, прибаутками. Сопровождавший Даля в поездках по деревням Мельников-Печерский отмечал: жители были убеждены, что собиратель слов вышел из крестьянской среды.

Своему детищу – а это около двухсот тысяч слов – Даль отдал полвека своей жизни. Его словарь – это не склад, где тихо и мирно пылятся слова; открой его – и они начинают оживать, двигаться, тянуть за собой многочисленную родню. Слова начинают говорить, улыбаться, резвиться, дружить или соперничать, смеяться и плакать, могут завести в дебри или вывести в чистое поле.

Посмотрим, как определяет Даль «слово»: «сочетание звуков, составляющее одно целое, которое означает предмет или понятие, речение».

(По В.И. Страдымову)

Было в России, в русской жизни понятие «мнение общества».

Действовало мнение общества в деревенской жизни, где общество издревле определяло все важнейшие хозяйственные решения, да и не только хозяйственные, в обществе складывались суждения, оценки, требования к поведению односельчан. Общественное мнение в том или ином виде достаточно чётко существовало в научной среде, в купеческой, у дворянства. Общественное мнение вырабатывало свои требования к честности, порядочности, требовало соблюдения норм поведения, приличия, по-своему карало нарушителей. Кодекс чести действует в «Анне Карениной», это показал и Островский в своих пьесах. Справедливо или несправедливо – другой вопрос, <…> речь идёт о неписаных кодексах чести, приличия, которых обязан был придерживаться член общества.

Сословные общественные мнения, как мне кажется, поддерживали нравственные критерии. При всех своих предрассудках, недостатках они старались повысить моральные требования.

Замечательный физик Пётр Леонидович Капи́ца, как никто другой, понимал, например, значение общественного мнения в научной среде. Он понимал, как важно для этого создать здоровую передовую научную общественность. Именно общественность – как некую особую сферу, котёл, в котором выплавляется общественное мнение. Его знаменитые семинары-«капичники» практически способствовали созданию научной общественности. Он писал, что это труднее, чем постройка больших институтов: «Создание здоровой научной общественности включает в себя воспитание широких слоёв людей, связанных с научной работой».

 (По Д.А. Гранину)

Олег. Можно?

Юлия Михайловна. А-а... Олег... Входите. Садитесь. Я сейчас…

Олег. Какая у вас библиотека хорошая…

Юлия Михайловна. А вы не были у меня разве? Так себе. Ничего. Ой, устала печатать.

Олег. Много работы?

Юлия Михайловна. Я книгу сейчас заканчиваю. Первую... Волнуюсь ужасно.

Олег. А что за книга?

Юлия Михайловна. «Рассказы из истории». Вы что маячите, Олег? Садитесь.

Олег. У вас дела... Я вас задерживаю…

Юлия Михайловна. Нет, нет, Олег. Если только вы спешите... Я как пришла – три часа печатала. Отдохнуть надо... Садитесь посидите. Потреплемся. Хотите печенья? Берите, не стесняйтесь.

Олег. Мне неловко как-то... Вдруг я вас задерживаю... Я ведь только за книгой…

Юлия Михайловна. Вот ваша книга. А через пять минут я вас и <...> выгоню. У меня работы – непочатый край.

Олег. Мне у вас нравится... Столько книг... Бумаги... Машинка пишущая... Необычно…

Юлия Михайловна. Вы хотите сказать – для женщины необычно. А я, знаете ли, Олег, лет до тридцати дурака валяла. А вот сейчас опомнилась – хочется упущенное наверстать. У вас завтра последний экзамен?

Олег. Да.

Юлия Михайловна. И куда вы?

Олег. На физфак буду поступать. Ну и шахматы…

Юлия Михайловна. Ой, господи, Олег! Вам хорошо. Вы знаете, что делать будете. А я в ваши годы дура дурой была... Столько времени потеряла... Жуть!

(По А.Н. Казанцеву)