13.05 Александр I – Николай II (2023)

Из воспоминаний российского живописца

«Задумал я их, ещё когда в Петербург из Сибири ехал. Тогда ещё красоту Москвы увидал. Памятники, площади — они мне дали ту обстановку, в которой я мог поместить свои сибирские впечатления. Я на памятники, как на живых людей смотрел, — расспрашивал их: „Вы видели, вы слышали, — вы свидетели”. Только они не словами говорят. Памятники всё сами видели: и царей в одеждах, и царевен — живые свидетели. Стены я допрашивал, а не книги. Как я на Красную площадь пришёл — всё это у меня с сибирскими воспоминаниями связалось.

Когда я их задумал, у меня все лица сразу так и возникли. И цветовая раскраска вместе с композицией. Рыжий стрелец — это могильщик, на кладбище я его увидал. Я ему говорю: „Поедем ко мне — попозируй”. Он уже занёс было ногу в сани, да товарищи стали смеяться. Он говорит: „Не хочу”. И по характеру ведь такой, как стрелец. Глаза, глубоко сидящие, меня поразили. Злой, непокорный тип. Кузьмой звали. Случайность: на ловца и зверь бежит. Насилу его уговорил. В Москве очень меня соборы поразили. Особенно Василий Блаженный: всё он мне кровавым казался. Этюд я с него писал. И телеги ещё все рисовал. Пётр-то ведь тут между ними ходил. Один из стрельцов ему у плахи сказал: „Отодвинься-ка, царь, — здесь моё место”».

Я когда эту картину писал — ужаснейшие сны видел: каждую ночь во сне казни видел. Боялся я ночей. Проснёшься и обрадуешься. Посмотришь на картину. Слава богу, никакого этого ужаса в ней нет. Всё была у меня мысль, чтобы зрителя не потревожить. Чтобы спокойствие во всём было. Всё боялся, не пробужу ли в зрителе неприятного чувства. Я сам-то свят, — а вот другие... У меня в картине крови не изображено, и казнь ещё не начиналась. А я ведь это всё — и кровь, и казни в себе переживал».