.12 Дощинский-2025 (50 вар.)

(1)Взор мой приковался к двум предметам, которые скоро совсем поглотили моё внима­ние. (2)В дальнем углу, вправо, красовался огромный круг швейцарского сыра, а совсем близко от меня, так близко, что протяни через прилавок руку и достанешь, большой ларь, открытый, с крупными кусками колотого сахару, белого, обворожительно-белого, какого я, кажется, прямо с детства своего не видел.

(3)Меня тянуло неодолимо. (4)Пожирая взглядом белый сахар и следя уголком глаза за лицами молодцов и за всем окружающим, я решил, улучив минуту, быстро протянуть руку и схватить кусок или два. (5)Едва эта мысль возникла во мне с чёткостью, вся кровь прилила к моему сердцу и я почувствовал свежесть моих щёк. (6)Взять или не взять?

(7)Кругом руки поднимались и опускались. (8)Приносили и выносили что-то. (9)Упаковывали, выдавали, брали, завязывали, смеялись, переговаривались. (10)Кто-то смот­рел на меня пристально. (11)Нет, мне показалось.

(12)Мысль, что меня могут увидать, когда я схвачу два куска сахару, – нет, один, один легче, два могут зацепиться один за другой, – нестерпимая мысль эта пронизала меня униже­нием невыносимым. (13)Но и желание было невыносимым. (14)Несколько раз я мысленно при­целился и представил себе, как я это сделаю. (15)Сердце моё билось мучительно.

(16)Я благодарю сейчас подростка лет пятнадцати, того молодца, что прямо взглянул в мои глаза и прочёл в них всё, что происходило в моей душе. (17)Он уж загодя высматривал ме­ня, длинноволосого. (18)Конечно же, глаза мои были воплощённою жадностью горячего жела­ния. (19)Молодец вольготно подошёл к ларю, скосил глаза на сторону и захлопнул крышку.

(20)Я никогда не крал в жизни ничего. (21)Не крал даже и в детстве, когда мои братья и товарищи запросто лазили в сад к соседу за яблоками, которых и в нашем саду всегда бывало более чем довольно. (22)Украл бы я тогда кусок сахару или не украл бы, если бы мне не поме­шал тот подросток? (23)Не знаю. (24)Может быть, нет; может быть, да. (25)Не знаю, сколько бы я сейчас об этом ни размышлял. (26)Но я знаю, что этот скупец чужого добра заставил мою кровь отхлынуть от моего стеснённого сердца. (27)Оно стало биться ровно, и щёки перестали быть прохладно-свежими.

(28)С двумя тяжёлыми мешками мы вышли из тёмного помещения на светлую волю. (29)Солнце слепило и грело почти по-летнему. (30)Мне казалось, что я был в застенке или в аду, но что опять я живой и свободный. (31)Но нести съедобу было тяжело. (32)А неукраденный ку­сок сахару, должно быть, магически вошёл в моё сердце, расплавился там, как свинец, и сердце стеснилось опять так, что с полдороги я отдал почти всю тяжесть той, далеко не сильной, жен­щине, которая шла со мной рядом. (33)Сил больше не было, но кое-как мы дотащились домой, в виде невозможном. (34)Всё же волочить съедобу не было грустно. (35)Гораздо хуже было другое обстоятельство. (36)За те долгие часы, пока всё это длилось, солнце совершенно растеплило до­рогу. (37)Я был уже не утренний весёлый кот в сапогах. (38)Зелёные мои валенки, безукориз­ненно мне служившие против снега и мороза, не оказались непроницаемою бронёй пред жид­кой гадостью, которая была теперь везде по пути. (39)Желтоватая жижа хлюпала под ногами, и я шёл, желая как можно скорее переобуться.

(40)Много раз отдохнули, стоя около какого-нибудь забора и сложив тяжести на камен­ный выступ. (41)Но вот и Арбатские ворота. (42)Поскорей бы. (43)Вот и Большой Николопе­сковский переулок со своей уютной церковью. (44)В окно на нас смотрят. (45)Заждались. (46)И сегодня, и завтра, и много дней у нас будет настоящий обед и ужин. (47)Жаль только, что бара­нина несвежая. (48)Да съедим.

(По К.Д. Бальмонту*)

* Константин Дмитриевич Бальмонт (1867-1942) – русский поэт-символист, пере­водчик, автор мемуаров и критических эссе.