04 №10. Цыбулько-2021 (ОГЭ)

(1)Дело было ранней весной. (2)Мы с Аглаей пришли на речку, чтобы полюбоваться ледоходом. (3)Сели на брёвна и стали грызть подсолнухи. 

— (4)Сегодня и глядеть-то не на что, — сказала Аглая. — (5)Вот вчера такие льдины плыли – весь мост дрожал. (6)А на одной льдине мы кошку видели.

— (7)Бывает, что и людей уносит, не то что кошек, — ответил я. — (8)На Днепре вот двух девчонок унесло, а пятиклассник их спас. 

(9)Аглая покосилась на меня: 

— Кто-о?.. (10)Пятиклассник? (11)Выдумываешь! 

— (12)Не веришь? (13)Почитай вчерашнюю газету. 

(14)Я передал Аглае скомканный листок. (15)Шепча себе под нос, она прочла заметку и принялась разглядывать портрет. 

— (16)Жил себе мальчишка как мальчишка, никто на него и внимания не обращал, и вдруг – на всю страну прославился. (17)Вот бы нам кого-нибудь спасти! (18)И чтобы наши портреты тоже напечатали, — продолжала Аглая. — (19)Мы бы с тобой шли по улице, а нас бы все узнавали. (20)Во было бы! (21)А в школе?.. (22)Вот бы ребята на нас глаза таращили! (23)Я молча кивнул. (24)Аглая вскочила на ноги. 

— (25)Лёшк! (26)Видишь льдину? (27)Её чуток от бревна отпихнуть, она и поплывёт. 

— (28)Ну и что? — спросил я. 

— (29)Неужели не понял? (30)Ты стань на эту льдину, а я буду гулять по берегу, будто тебя не замечаю. (31)А потом ты вон тем шестом оттолкнись и кричи: «Спасите!» (32)Только громче кричи, чтобы люди с моста услышали. (33)Они побегут тебя спасать, а я первая брошусь в речку, и ты тоже бросайся, и я тебя вытащу. (34)И получится, вроде я тебя спасла. 

(35)Я даже отодвинулся от этой сумасшедшей и молча замотал головой. 

— (36)Во! (37)Струсил уже! — воскликнула Аглая. 

— (38)Вовсе я не струсил, а просто… я не хочу лезть в холодную воду. 

(39)Я почувствовал, что, если я откажусь, Аглая в самом деле примет меня за труса. (40)С большой неохотой я согласился. (41)Вздохнул и сошёл с бревна. 

— (42)Толкайся! — послышалось с берега. 

(43)Я оттолкнулся от сваи и увидел, как берег, дощатый забор на невысоком косогорчике и стоящая у забора Аглая поплыли влево. 

— (44)Маши руками! (45)Кричи! — скомандовала Аглая. 

(46)Я помахал немножко руками и сказал «спасите» так тихо, что сам себя не услышал. 

— (47)Э-эй! (48)На помощь! — крикнула что было сил Аглая и понеслась с косогора к брошенному мной шесту. (49)Скачок, другой, третий… (50)Шлёп! (51)Ноги Аглаи увязли, и она растянулась в грязи. 

(52)Тут я увидел, что пологий берег кончился. (53)Теперь в трёх метрах от меня тянулся невысокий глинистый обрыв. (54)Вплотную к обрыву бежала тёмно-бурая вода, бежала быстро, закручиваясь водоворотиками. 

(55)Аглая появилась над краем обрыва. (56)Сначала она бежала вровень со мной, потом обогнала льдину, остановилась и опустила с обрыва шест. 

— (57)Прыгай! (58)Тут близко! 

(59)Я молча проехал мимо. (60)Аглая рванулась и побежала так быстро, что конец шеста, который она волочила, запрыгал по бурой траве. 

(61)Я увидел её метров за десять впереди. (62)Она сидела на берегу, свесив ноги. (63)Льдина почти поравнялась с ней. (64)Аглая, как была – в сапожках и в пальто, скользнула с обрыва. (65)Конец шеста заскрёб по краю моей льдины. 

(66)Я увидел голову девчонки в воде под кустом, увидел её красную руку с побелевшими косточками… 

— (67)Прыгай! (68)Прыгай! — снова закричала она, но прыгать уже было не нужно: подтянутая шестом льдина причалила к берегу по другую сторону куста, да так удачно, что рядом с ней на обрыве оказался выступ. 

(69)Я перешагнул на него и даже ног не замочил. (70)Как я выбрался наверх, как вскарабкалась туда Аглая, я не запомнил. (71)Я только помню, как она предстала передо мной в потемневшем от воды коричневом пальто, с забрызганным лицом. (72)Нижняя челюсть у неё дрожала крупной дрожью. 

— (73)Смотри никому не болтай, слышишь? (74)Скажи, что я нечаянно в воду упала: стала на льдину, поскользнулась и упала…

(75)Я молчал о своей поездке на льдине, молчала об этом и Аглая. (76)О славе она больше не вспоминала. 

(По Ю.В. Сотнику*)

 

* Юрий Вячеславович Сотник (1914-1997) – писатель, автор книг для подростков.

 

---

(1)Тонко дребезжат стёкла. (2)Сквозь шум бурана слышно, как на дворе глухо хлопает калитка. (3)Коля, весь напрягаясь, останавливает взгляд на окне, потом негромко говорит: 

— Показалось… (4)Я думал, мама, а это ветер. (5)Ты, Миша, слышал, как загремело? 

— (6)Непогода какая… — Миша перелистывает страницу, с сосредоточенным видом наклоняется над книгой. 

(7)Колина мать работает врачом в степном районе. (8)Каждое утро за ней приезжают сани из больницы и дед Степан увозит её до восьми часов вечера. (9)Сейчас уже десять, но её всё нет. (10)А буран хлещет в степи, гремит по крыше, дико взвизгивает в трубе, дёргает дверь в сенях, будто кто-то в злобе ударяет, наваливается плечом, срывает её и не может сорвать с петель. (11)На улице всё гудит, и порой кажется, что комната несётся по воздуху в вихрях снега, оторванная от всего мира. 

— (12)Буран! — бурчит Миша, поднимая голову от книги. — (13)Ишь как воет… (14)Страшно сейчас в степи. 

(15)Коля внимательно смотрит на Мишу, с минуту он слушает, как воет буран, и вдруг начинает беспокоиться: 

— Как бы мамка не заблудилась… 

(16)В тишине листы книги, толстые, гладкие, гремят, как полотно на ветру. (17)Минуту оба молчат. (18)Потом Миша напряжённо морщит лоб и, глотая слюну, говорит: 

— Мне домой надо. (19)Мать, наверное, ищет… 

— (20)Ну, иди. 

(21)Коля закрывает за ним дверь и возвращается в комнату. (22)Но там после ухода Миши становится очень пусто и тихо. (23)Коля садится к столу в одиночестве и, чтобы отогнать от себя грустные мысли, старается представить себе, как будет, когда приедет мать… (24)Она, скинув завьюженный тулуп, улыбнётся ему, поцелует его холодными губами и, конечно, скажет: «Заждался? (25)Ну, Колька, сейчас будем чаёвничать!» (26)Щуря близорукие глаза, она подолгу моет руки и тщательно вытирает их полотенцем, от неё приятно пахнет морозом и каким-то лекарством. (27)Она будет ходить по комнате, звенеть посудой, спрашивать о школе и наконец сядет с ним за стол. (28)Весело на плите зафыркает чайник, и тотчас в комнате станет тепло и уютно. 

(29)«Мама, я тебя всё ждал, — скажет он, — два раза чайник подогревал, а ты так долго…»

(30)Никого нет. (31)Мороз и синяя ночь. (32)На дворе лежит лунный снег. (33)Улицы не видно: снегу намело по крыши, ни огонька. 

«(34)Где же мамка? — думает с тревогой Коля. — (35)Где она?» 

(36)Он садится на диван, дремота постепенно обволакивает его. (37)И внезапно стекло звонко дребезжит над самым ухом, но Коле кажется, что это стучат не в окно, а звенит у него в ушах. 

— (38)Коля, открой! (39)Коля! 

(40)Радость перехватывает дыхание. (41)Он вскакивает. 

— (42)Мамка! (43)Приехала! (44)Я сейчас! (45)Я сейчас! — громко кричит он и бежит к двери. 

(46)Когда они сидят за столом и пьют крепкий, пахучий чай, Коля необыкновенно счастлив: мать рядом с ним, она ласково щурит глаза. (47)Лицо у неё усталое. (48)Она спрашивает удивлённо: 

— Ты всё ждал меня? (49)И не спал? 

— (50)Ждал. (51)Мишка у меня был! (52)Мы вдвоём ждали!

— (53)Колька ты мой, Колька, — говорит мать и нежно шевелит, треплет его волосы. — (54)А я с операции. (55)Никак не могла раньше. 

— (56)Ложись, мам, ложись, — чувствуя необыкновенный прилив любви к матери, говорит Коля. — (57)Ты устала! (58)Ты ведь устала, мама! (59)Да? 

(60)Мать целует его и, на ходу раздеваясь, идёт к постели. 

— (61)А я подъезжаю и думаю: «Спит мой Колька, наверное». (62)А ты, оказывается, ждал! (63)Ах ты, Колька мой! 

— (64)Мам, а мам, — еле шепчет он. — (65)Ты обо мне не беспокойся… (66)В комнате темно и тихо. 

 

(По Ю.В. Бондареву*)

 

* Юрий Васильевич Бондарев (1924-2020) – русский советский писатель и сценарист.

 

---

(1)Мы подружились с Тимошей ещё в первом классе, на девятом году нашей жизни, чуть только он поступил к нам в гимназию. 

(2)Никому из нас он тогда не понравился: веснушчатый, с большими ушами, зайка, который любил говорить. (3)Я единственный с первых же дней стал его терпеливым и снисходительным слушателем. (4)Сначала я слушал его только из жалости, чтобы не обидеть. (5)Но вскоре произошла очень странная вещь, которой я до сих пор не могу объяснить: разговаривая со мною, Тимоша почти переставал заикаться, речь его становилась текучей и гладкой, как у всякого другого мальчишки. (6)Он рассказывал мне о Синдбаде-Мореходе, о птице Рох, о лампе Аладдина, о волшебных пещерах, наполненных золотыми сосудами, о подземных садах, где копошатся чудовища, и, главное, о контрабандистах и весёлых разбойниках, которых он будто бы видел своими глазами. (7)Его отец был начальником морской таможни и ловил контрабандистов десятками так, по крайней мере, говорил мне Тимоша. (8)Потом я понял, что его рассказы о контрабандистах – фантазия, но тогда я верил им и они волновали меня. (9)Контрабандисты в этих рассказах были все как на подбор смельчаки, великаны, с длинными пистолетами в белых зубах, но Тимошин отец был смелее их всех: он в страшную бурю выезжал на таможенном катере один против всех и, смеясь над их выстрелами, брал их в плен, как Гулливер лилипутов. (10)Я очень удивился потом, увидев его отца: этот грозный сокрушитель пиратов оказался самым обыкновенным чиновником – лысоватым, с землистым лицом. (11)Может быть, Тимоша оттого и выдумал себе другого отца, что его подлинный отец был такой чахлый и скучный. 

(12)О подвигах этого выдуманного отца Тимоша рассказывал мне чаще всего на задворках нашего дома. (13)Там стояли «каламашки» – некрашеные полукруглые ящики, похожие на глубокие большие корыта, в них вывозили накопившийся мусор и снег. (14)В свободные часы мы с Тимошей любили забираться в каламашку, шептали друг другу всякие небылицы и выдумки. (15)Это у нас называлось почему-то «говорить про Багдад». (16)Позже, когда мы стали читать из недели в неделю бурнопламенный журнал «Вокруг света», который выписывала Тимошина мать, мы стали в той же каламашке рассказывать друг другу истории о следопытах, людоедах, ковбоях, огнедышащих горах и африканских миражах. (17)Замечательно, что, едва только попадали мы на дно каламашки и, качаясь, как в лодке, начинали «говорить про Багдад», мы словно переселялись в другую страну и сами становились другими, не такими, какими были за минуту до этого. 

(18)Моя сестра Маруся, строгая, всегда занятая, разговаривает со мной свысока. (19)Года три назад она сказала мне каким-то неожиданным голосом: 

— Хочешь играть в путешествия? 

(20) Я ответил: 

— Ещё бы! — потому что я жаждал кораблекрушений и подвигов. 

(21) Но она взяла пять узеньких листочков бумаги, написала на них старательным почерком «Азия», «Африка», «Европа», «Америка», «Австралия» и приколола их булавками в разных концах нашего большого двора. (22)Кухня оказалась Америкой, крыльцо – Европой. (23)Мы взяли длинные палки и пошли из Азии в Америку. (24)Чуть только мы очутились в Америке, Маруся нахмурила лоб и сказала: 

— В Америке главные реки такие-то, главные горы такие-то, главные страны такие-то, климат такой-то, растения такие-то.

(25)А потом сказала: 

— Повтори.

(26)Я вместо ответа заплакал. (27)Лучше бы она побила меня! (28)Путешествовать значило для меня мчаться по прериям, умирать от жёлтой лихорадки, выкапывать древние клады, спасать прекрасных индианок от кровожадных акул, убивать бумерангами людоедов и тигров, и вдруг вместо этого меня ведут от бумажки к бумажке и заставляют, как в классе, зубрить какие-то десятки названий! (29)Я убежал от неё со слезами, чуть только мы дошли до Европы. 

(По К.И. Чуковскому*)

 

* Корней Иванович Чуковский (1882-1969) – поэт, публицист, литературный критик и переводчик, детский писатель и журналист.

 

---

(1)Его звали Мухтар. (2)Но это был не тот знаменитый Мухтар, которого снимали в кинокартине «Ко мне, Мухтар!». (3)Тот Мухтар был породистой овчаркой и помогал разыскивать преступников. (4)А когда его ранили и он не мог больше работать, люди продолжали его кормить и ухаживать за ним. (5)А эта собака, про которую я хочу вам рассказать, была простой дворнягой. (6)Но эта дворняга честно служила своим хозяевам: она охраняла сад, играла с детьми и готова была броситься на любого, кто посмел бы их обидеть. (7)Но бездушные люди, у которых она жила, совсем не стоили её преданности. (8)Когда наступили холода, они её бросили на даче и уехали в город. 

(9)Первое время голодная, исхудавшая собака ждала своих хозяев. (10)Потом пошла искать их. (11)Откуда могла знать собака, что хозяевам она больше не нужна… 

(12)Сначала она бежала по просёлочной дороге. (13)Ещё издали заметив человека, останавливалась, внимательно вглядывалась, потом догоняла и обнюхивала. (14)Но это всё были люди чужие, и она опять бежала дальше. (15)Дорога вывела её на шоссе, а она всё бежала и бежала куда глаза глядят… 

(16)В воскресенье мы с мужем, как всегда, приехали на дачу. (17)Пока Шура насыпал в птичью кормушку семечки и подвешивал для синиц сало, я прошла к дому. (18)У крыльца, вся сжавшись, грязная и такая худая, что можно было пересчитать все рёбра, лежала собака и испуганно глядела на меня. 

(19)Мухтар остался жить у нас. (20)Он давно поправился, но уходить от нас не собирался, хотя мог это сделать свободно, потому что в нашем деревянном заборе было много выломанных досок. 

(21)Мухтар оказался умным и сообразительным псом. (22)Скоро он не только знал всех людей, живущих поблизости, но и охотно их встречал у автобусной остановки и провожал нашим переулком. 

(23)Теперь мы больше не волновались, если почему-либо не могли привезти собаке еду. (24)Мухтар был всегда сыт. (25)Он уже не ел овсяный суп, а выбирал из него кости и кусочки мяса. (26)Да и зачем ему суп! (27)Бывало, придёшь, а около калитки лежат пустые пакеты, обрывки газет, бумаги. (28)По ним я всегда могла сказать, кто из его друзей здесь побывал.

(29)Вот листок из тетради – это Катя поделилась с ним завтраком, вот газета – значит, приходил Коля. (30)Он собирал еду для Мухтара со всего двухэтажного дома, а его товарищ – Серёжа Гаврилов – привозил угощение из Москвы. 

(31)Появились у Мухтара друзья и среди взрослых. (32)И среди них – наш сосед Фёдор Васильевич. (33)Он жил напротив нас, часто к нам заходил и, если мы почему-либо не могли приехать, кормил Мухтара. (34)Мухтар хорошо его знал и любил. 

— (35)Пусть живёт у меня, — предложил Фёдор Васильевич. — (36)Забор у нас новый, только поставленный, а то правда, как бы собачники не выловили. 

(37)И вот Мухтар живёт у нового хозяина. (38)Там у него хорошая новая конура, там его хорошо кормят и, главное, любят. (39)Любят все: и сам Фёдор Васильевич, и его жена, и маленький внучек Андрюша. 

(40)Мухтар тоже любит своих новых хозяев. (41)Он оберегает их покой, караулит их сад, но по-прежнему не забывает нас и, когда его выпускают, всегда заходит в гости. (42)А короткими зимними днями Мухтар, как и раньше, встречает своих друзей и провожает их до дома нашим тёмным, глухим переулком. 

(По В.В. Чаплиной*)

 

* Вера Васильевна Чаплина (Михайлова) (1908-1994) – известная детская писательница-анималист, жизнь и творчество которой непосредственно связаны с Московским зоопарком.

 

---

(1)Бабка была тучная, широкая, с мягким, певучим голосом. 

— (2)Всю квартиру собой заполонила!.. — ворчал Борькин отец. 

(3)А мать робко возражала ему: 

— Старый человек... (4)Куда же ей деться? 

(5) Все в доме, не исключая и Борьки, смотрели на бабку как на совершенно лишнего человека. 

(6) Бабка спала на сундуке. (7)Всю ночь она тяжело ворочалась с боку на бок, а утром вставала раньше всех и гремела в кухне посудой. (8)Потом будила зятя и дочь: «Вставайте! (9)Попейте горяченького чайку на дорожку...» 

(10)Подходила к Борьке: 

— Вставай, внучек мой, в школу пора! 

— (11)Зачем? — сонным голосом спрашивал Борька. 

— (12)В школу зачем? (13)Тёмный человек глух и нем – вот зачем! 

(14)Борька прятал голову под одеяло. 

(15)В прихожей отец ворчал: 

— А куда вы, мать, ботинки дели? (16)Каждый раз во все углы тыкаешься из-за них! 

(17)Бабка торопилась к нему на помощь: 

— Да вот они, Петруша, на самом виду. (18)Вчерась уж очень грязны были, я их почистила и поставила. 

(19)Отец хлопал дверью. (20)За ним торопливо выбегал Борька. (21)На лестнице бабка совала ему в сумку яблоко или конфету, а в карман чистый носовой платок. 

— (22)Да ну тебя! — отмахивался Борька. — (23)Раньше не могла дать! (24)Опоздаю вот… 

(25)Потом уходила на работу мать. (26)При этом сыпались на бабку наставления. (27)Она принимала их молча, без возражений и начинала хозяйничать. (28)Чистила, мыла, варила, потом вынимала из сундука спицы и вязала. (29)Спицы двигались в бабкиных пальцах то быстро, то медленно – по ходу её мыслей. (30)Иногда совсем останавливались, падали на колени, и бабка качала головой: 

— Так-то, голубчики мои... (31)Непросто, непросто жить на свете!

(32)Приходил из школы Борька, сбрасывал на руки бабке пальто и шапку, швырял на стол сумку с книгами и кричал: 

— Бабка, поесть! 

(33)Бабка прятала вязанье, торопливо накрывала на стол и, скрестив на животе руки, следила, как Борька ест. (34)В эти часы как-то невольно Борька чувствовал бабку своим, близким человеком. (35)Он охотно рассказывал ей об уроках, товарищах. (36)Бабка слушала его любовно, с большим вниманием, приговаривая: «Всё хорошо, Борюшка: и плохое, и хорошее хорошо. (37)От плохого человек крепче делается, от хорошего душа у него зацветает». 

(38)Наевшись, Борька отодвигал от себя тарелку: 

— Вкусный кисель сегодня! (39)Ты ела, бабка? 

— (40)Ела, ела, — кивала головой бабка. — (41)Не заботься обо мне, Борюшка, я, спасибо, сыта и здорова. 

(42)Пришёл однажды к Борьке товарищ: 

— Здравствуйте, бабушка! 

(43)Борька весело подтолкнул его локтем:

— Идём, идём! (44)Можешь с ней не здороваться. (45)Она у нас старая старушенция. 

(46)Бабка одёрнула кофту, поправила платок и тихо пошевелила губами: 

— Обидеть – что ударить, приласкать – надо слова искать. 

(47)А в соседней комнате товарищ говорил Борьке: 

— А с нашей бабушкой всегда здороваются. (48)И свои, и чужие. (49)Она у нас главная. 

— (50)Как это – главная? — заинтересовался Борька. 

— (51)Ну, старенькая… всех вырастила. (52)Её нельзя обижать. (53)А что же ты со своей-то так? 

(54)Товарищ покачал головой: 

— Чудно! (55)А стыдно-то как перед всеми, жуть! 

— (56)Да мы свою бабку не обижаем, — покраснел Борька. — (57)Она у нас… сыта и здорова. 

(58)Прощаясь с товарищем, Борька задержал его у дверей. 

— (59)Бабка, — нетерпеливо крикнул он, — иди сюда! 

— (60)Иду, иду! — заковыляла из кухни бабка. 

— (61)Вот, — сказал товарищу Борька, — попрощайся с моей бабушкой. 

(По В.А. Осеевой*)

 

* Валентина Александровна Осеева-Хмелёва (1902-1969) – детская писательница. Самыми известными её произведениями стали повести «Динка», «Динка прощается с детством».

 

---

(1)Посёлок Нюйский станок расположен на берегу Лены. (2)Лена в этом месте узка, необыкновенно быстра и очень угрюма. (3)Унылый гул лиственниц на горных хребтах составляет вечный аккомпанемент к этому печальному существованию… 

(4)В избушке, где я ночевал, на столе горела керосиновая лампочка, примешивая к сумеркам комнаты свой убогий желтоватый свет. (5)За столом сидел старик с довольно красивым, но бледным лицом. (6)Борода у него была серая, с ровной густой сединой, высокий обнажённый лоб отливал желтизной воска. (7)Рядом с ним сидел мальчик лет около восьми. (8)Мне была видна только его наклонённая голова с тонкими, как лён, белокурыми волосами. (9)Старик, щуря сквозь очки свои подслеповатые глаза, водил указкой по странице лежавшей на столе книги, а мальчик с напряжённым вниманием читал по складам. 

— (10)С-о… со, л-о … ло, в-е, и краткое… 

(11)Мальчик остановился. (12)Незнакомое слово, очевидно, не давалось… (13)Старик сощурился и помог: 

— Соловей, — прочёл он. 

— (14)Со-ло-вей... (15)Что такое? 

— (16)Птица, — сказал старик. 

— (17)Птица… — (18)И он продолжал чтение: — (19)Соловей си-дел… на че… на че-рё… на че-рё-му-хе…

— (20)Что такое? — опять вопросительно прозвучал, как будто деревянный, безучастный голос ребёнка. 

— (21)На черёмухе. (22)Черёмуха, стало быть, дерево. (23)Он и сидел. 

— (24)Сидел… (25)Зачем сидел?.. (26)Большая птица?  

— (27)Махонькая, поёт хорошо. 

(28)Мальчик безучастно прочёл ещё какую-то фразу и вдруг остановился. 

— (29)А что, дед, — спросил он, — нам не пора ли, гляди?.. — (30)На этот раз в его голосе слышались уже живые, взволнованные ноты, и светлые глаза с видимым любопытством обратились на деда. 

(31)Тот посмотрел на часы, потом на окно с клубившеюся за стёклами мглою и ответил спокойно: 

— Рано ещё. (32)Только половина!.. 

(33)Прошло минут двадцать. (34)Старик взглянул на часы. 

— (35)Одевайся, — сказал он мальчику. 

(36)Тот принялся одеваться с осторожной торопливостью, и вскоре обе фигуры промелькнули в сумерках комнаты. (37)Мой сон прошёл. (38)Я решил посмотреть, что это их выманило из избы в туман и холод. 

(39)Оба – старик и мальчик – стояли на крыльце, заложив руки в рукава и как будто чего-то ожидая. 

— (40)Что это вы ждёте? — спросил я у старика. 

— (41)Да вот, внучку охота солнушко посмотреть, — ответил он. 

(42)Мальчик резко задвигался и тронул деда за рукав…

(43)До сих пор это место казалось каким-то тёмным жерлом, откуда всё ещё продолжали выползать туманы. (44)Теперь над ними, в вышине, на остроконечной вершине каменного утёса, внезапно как будто вспыхнула и засветилась верхушка сосны. (45)Прорвавшись откуда-то из-за гор противоположного берега, первый луч солнца уже коснулся этого каменного выступа. (46)Мальчик стоял неподвижно, держась за рукав деда. (47)Его глаза были расширены, бледное лицо оживилось и засветилось восторгом. (48)Между тем в вышине что-то опять дрогнуло, затрепетало, и другой утёс, до сих пор утопавший в общей синеве угрюмого фона горы, загорелся, присоединившись к освещённой группе. 

(49)Мальчик опять дёрнул деда за рукав, и его лицо уже совершенно преобразилось. (50)Глаза сверкали, губы улыбались, на бледно-жёлтых щеках, казалось, проступал румянец. (51)За горами совершалось что-то ликующее и радостное. (52)Дно расселины всё разгоралось. (53)Казалось, солнце подымается с той стороны по склонам хребта, чтобы заглянуть сюда, в эту убогую щель, на эту тёмную реку, на эти сиротливые избушки, на старика с бледным мальчиком, ждавших его появления. (54)И вот оно появилось. (55)Несколько ярко-золотистых лучей брызнули беспорядочно в глубине расселины между двумя горами, пробив отверстия в густой стене леса. (56)Огненные искры посыпались пучками вниз, вырывая из синего холодного сумрака то отдельное дерево, то верхушку сланцевого утёса, то небольшую горную полянку… (57)Косые лучи скользнули по убогим лачугам, отразились в слюдяных окнах, ласково коснулись бледного, восхищённого лица мальчика… 

(По В.Г. Короленко*)

 

* Владимир Галактионович Короленко (1853-1921) – писатель, журналист, публицист, общественный деятель.

 

---

(1)Генка вздыхал и спрашивал: 

— Папа, ты в отпуске или в командировке? 

— (2)В отпуске. 

— (3)Ты ведь уже был в отпуске. 

(4)Теперь вздыхал отец. (5)Он опускал книгу на грудь, несколько секунд молча смотрел на Генку и, наконец, чёткими, раздельными словами давал объяснение: 

— Я разбил месячный отпуск на три части. (6)И ещё взял неделю без сохранения содержания. (7)То есть без денег. (8)Ясно? 

— (9)Ясно, — говорил Генка, но вдруг его охватывало беспокойство за отца. — (10)А как там без тебя? (11)Там же работа. (12)Справятся там? 

— (13)Что я, пуп земли? (14)Заместитель есть на участке. (15)Потерпит десять дней. 

— (16)А тайга какая? 

— (17)Большая тайга, вековая, дремучая, густая! (18)Волки, медведи, куницы, крокодилы! 

— (19)Крокодилов нет, — тихо говорил Генка. 

(20)Отец немного смягчался, и книга опять ложилась на грудь. 

— (21)Ладно. (22)На будущий год поедем вместе, сам увидишь. (23)Там ты хоть человеком станешь. 

(24)Генка смотрел на длинное, с залысинами, отцовское лицо, на тяжёлый раздвоенный подбородок. 

— (25)А сейчас я кто? — спрашивал Генка. 

— (26)Сейчас ты так… так просто, — отвечал отец без улыбки. (27)Даже серые светлые глаза не улыбались. 

(28)И Генкины глаза, такие же серые и светлые, не улыбались тоже. 

— (29)А когда человек человеком делается? 

— (30)Когда у него работа появляется, нужное дело. (31)Понятно? 

— (32)Понятно. (33)А я в школе учусь. (34)Это, что ли, не нужное дело? 

— (35)Учение – ещё не работа. 

— (36)Оно ещё труднее, — обижался Генка. — (37)С работы пришёл – и отдыхай. (38)И короткие дни по субботам. (39)А нам ещё уроки учить. (40)А ты говоришь: «Не человек». 

— (41)Ну, ладно, ладно, человек. 

(42)Отец медленно поднимался, садился. (43)Коротенькие волосы у него смешно топорщились над круглым, красным от таёжного загара лбом. 

— (44)Что это за порядок? (45)Пришёл из школы – и сразу же за книжку про шпионов! (46)Небось, учебник не берёшь! (47)И вообще… (48)Ну-ка, показывай дневник! 

(49)О том, что возьмёт Генку в тайгу, отец говорил не так часто. (50)Но всё-таки говорил иногда. 

(51)И Генка ждал. (52)Тайга представлялась ему громадой мачтовых стволов и сплошной хвойной зелени, прорезанной тонкими лучами солнца и звенящим звуком электропил. (53)И казалось Генке, что там вдвоём с отцом они будут ближе друг другу. 

(54)Но не получилась поездка. (55)Опять всё те же плохие оценки в дневнике…

(56)Конечно, не стал Генка говорить про это ребятам. (57)Только сказал: 

— У меня отец тоже инженер. (58)Строитель. (59)В длительных поездках всё время. (60)А мать диспетчером на троллейбусном маршруте работает. 

(По В.П. Крапивину*)

 

* Владислав Петрович Крапивин (1938-2020) – российский детский писатель.

 

---

(1)В воображении моём создавалась картина нашей драки: мы с Васькой катаемся по земле, вцепившись друг в друга, он меня царапает, а я его. (2)Никто пощады не просит, бесконечно долгое время катаемся, царапаемся и кусаемся..

(3)Глупость, конечно, если рассудить: отправляемся после уроков драться, вместо того чтобы идти домой обедать. 

(4)Спор был, кому за последней партой возле окна сидеть. 

(5)Место редкое, незаметное и обзорное. (6)Сколько хочешь всю улицу обозревай, а хочешь – весь класс обозревай. (7)К доске раз в месяц вызовут, а то и того меньше. 

(8)Опустишь голову – тебя и не видать. (9)Вроде бы в классе, а вроде бы тебя и нет. (10)Замечательное, в общем, место. (11)Сашка там раньше сидел, одни пятёрки получал. (12)Сашка коклюшем заболел, и место освободилось. (13)Васька взял туда и сел. (14)А я давно на это место метил. (15)Можно сказать, мечтал там уединиться. 

(16)Пишу Ваське записку: «Освобождай место, я его раньше приметил». (17)Он мне отвечает: «Кто раньше сел, тот и сидит». (18)Он раньше сел, но я раньше приметил. (19)Я ему пишу: «Кто раньше приметил, тот и должен сидеть, а не тот, кто сразу сел». (20)Он мне отвечает: «Сначала докажи, что ты раньше приметил, а потом садись». 

(21)Как же я докажу, вот хитрец! (22)Я ему кулаком погрозил, а он смеётся. 

(23)На переменке подхожу, заявляю свои законные требования, а он их законными не признаёт. (24)Неужели не понимает, что я давно мечтал за последней партой сидеть! (25)Хватаю его за рукав и тяну. (26)А он не поддаётся. 

(27)В это время звонок. (28)Я на место. (29)Попробую его на следующей переменке вытащить. 

(30)Он мне записку пишет: «Ты за это получишь!» (31)Я ему кулак показал, чтобы он знал, кто получит. (32)Тем более мне получать не за что, а ему есть. (33)Он на моё место сел, а не я на его. 

(34)На следующей переменке я его снова тащить начал. 

(35)И вот теперь отправляемся мы на речку драться. 

(36)Школа у нас на горе помещается. (37)А внизу речка. (38)Полянка. 

(39)Знаменитый художник Левитан, говорят, написал здесь несколько своих пейзажей. (40)Уютное местечко. (41)Изумительный вид. (42)Лучшего места для драки не сыскать. 

(43)Спустились по тропинке на полянку. 

(44)Трава вовсю зеленеет. (45)Птицы галдят на деревьях. (46)А рядом речка журчит. (47)И лошади пьют воду. 

(48)Стоим мы с Васькой среди настоящей весны, замечательной природы, замечаем в небе самолёт и глядим на него с удовольствием. 

(49)С удовольствием гоняем по траве чей-то старый ботинок, мочим в речке ноги, пьём воду с лошадьми, загораем без маек, болтаем обо всём на свете и договариваемся сидеть за той партой по очереди до тех пор, пока Сашка не выздоровеет от коклюша. 

(По В.В. Голявкину*)

 

* Виктор Владимирович Голявкин (1929-2001) – русский советский писатель, художник, иллюстратор книг.

 

---

(1)В нашем классе когда-то висели картины. (2)Их давно сняли, но в стенах осталось шесть больших железных крюков. (3)Эти крюки вызвали у нас одну «удачную мысль». (4)Наш класс осуществил её с блеском и ловкостью. 

(5)Шестерых самых лёгких и маленьких ростом гимназистов, в том числе и меня, подвесили за туго затянутые кушаки к крюкам. (6)Костыли больно давили на поясницу. (7)Спирало дыхание. 

(8)В класс влетел учитель латыни Субоч. (9)В это время все остальные гимназисты сделали между партами «стойку» – стали вниз головой, вытянув вверх ноги и опираясь руками на парты. 

(10)Субоч разогнался и не мог остановиться. (11)Он швырнул на стол журнал, и в ту же минуту весь класс с грохотом перешёл в «исходное положение» – стал на ноги и сел на места. (12)А мы, шестеро, отстегнули кушаки, упали на пол и тоже сели за парты. 

(13)Наступила звенящая зловещая тишина. (14)Всё было в полном порядке. (15)Мы сидели с невинным видом, как будто ничего не случилось. (16)Субоч начал бушевать. (17)Но мы отрицали всё начисто. (18)Мы упрямо доказывали, что ничего не было, никто не висел на стенах и класс не делал никакой «стойки». (19)Латинист растерялся. (20)Выражение тревоги появилось у него на лице: Субоч был очень мнительный.

(21)Потом он сорвался с места и вылетел из класса. (22)До конца урока мы просидели одни, стараясь не шуметь. (23)Мы были встревожены удачей «психологического опыта» и боялись, что после этого Субоч действительно повредится в уме. 

(24)Но всё окончилось проще. (25)Слух о «психологическом опыте» разнёсся по гимназии и вызвал завистливое восхищение. (26)Гимназисты младшего класса решили повторить этот опыт с одним из своих учителей. (27)Но, как известно, гениальное удаётся только раз. 

(28)Субоч всё узнал и пришёл в ярость. (29)Он произнёс обличительную речь. (30)В этой речи учитель сделал неожиданный поворот. (31)Он стыдил нас не за то, что мы ввели его в обман, а за то, что мы осмелились вести себя так недостойно на уроке самого великолепного из всех языков мира. 

— (32)Латинский язык! — восклицал он. — (33)Язык Овидия и Горация! (34)Тита Ливия и Лукреция! (35)Марка Аврелия и Цезаря! (36)Перед ним благоговели Пушкин и Данте, Гёте и Шекспир! (37)В латинском языке нет словесного мусора. (38)Он весь литой. (39)А вы? (40)Вы издеваетесь над ним! (41)Вы позволяете себе превращать занятия этим языком в балаган. (42)Ваши головы начинены дешёвыми мыслями! (43)Мусором! (44)Всякой белибердой! (45)Стыдитесь! 

(46)Субоч гремел. (47)Мы были подавлены тяжестью этих обвинений и картиной собственного ничтожества. 

(48)Примирение вскоре было достигнуто. (49)А потом наступил и величайший триумф «золотой латыни». (50)Стараясь загладить свою вину перед Субочем, мы яростно засели за латынь. (51)И вот пришёл наконец тот памятный день, когда Субоч вынужден был поставить всем, кого он вызвал, по пятёрке. 

— (52)Счастливое стечение обстоятельств! — усмехнулся в усы учитель. 

(53)И на следующем уроке, как он ни придирался к нам и ни гонял нас по «тёмному тексту», снова должен был поставить всем по пятёрке. (54)Субоч сиял. (55)Но радость его была отравлена некоторой тревогой. 

(56)После третьего урока, когда опять все получили пятёрки, Субоч помрачнел. (57)Блистательное знание латыни приобретало характер скандала. (58)Поползли вздорные слухи. (59)Злые языки обвиняли Субоча в том, что он создаёт себе славу лучшего латиниста. 

(60)Всё это кончилось тем, что Субоч не выдержал общего недоверия и устроил нам общественный экзамен. (61)Он пригласил на один из уроков помощника попечителя учебного округа, директора, инспектора Варсапонта и знатока латыни ксёндза¹ Олендского. 

(62)Субоч придирался к нам неслыханно и лукаво. (63)Он всячески старался запутать нас и ошеломить. (64)Но мы мужественно встречали его удары, и экзамен прошёл блестяще. 

(65)Директор похохатывал и потирал руки. (66)Варсапонт ерошил волосы. (67)Помощник попечителя снисходительно улыбался. 

(68)После экзамена мы, конечно, раскисли. (69)Мы не могли выдержать такого напряжения. (70)Снова появились четвёрки и тройки, но слава лучшего латиниста осталась за Субочем. (71)Ничто уже не могло её поколебать. 

 

¹Ксёндз – католический священнослужитель.

 

(По К.Г. Паустовскому*)

 

* Константин Георгиевич Паустовский (1892-1968) – известный русский писатель, классик отечественной литературы. 

 

---

(1)Теперь я начал играть на пустыре с мальчишками. (2)Игра шла на деньги. (3)Я не позволял себе чересчур увлекаться игрой, мне нужен был только рубль. (4)Получив его, я убегал, покупал на базаре баночку молока, обедал и садился за уроки. (5)Досыта всё равно я не наедался, но уже одна мысль, что я пью молоко, прибавляла мне силы и смиряла голод. 

(6)Поначалу Вадик спокойно относился к моим выигрышам. (7)Он и сам не оставался внакладе, а из его карманов вряд ли мне что-нибудь перепадало. (8)Иногда он даже похваливал меня: вот, мол, как надо бросать, учитесь, мазилы. (9)Однако вскоре Вадик заметил, что я слишком быстро выхожу из игры, и однажды остановил меня: 

— Ты что это – загрёб кассу и удирать? (10)Ишь, шустрый какой! (11)Играй. 

(12)Больше Вадик не давал мне шайбу раньше себя и подпускал к камню только последним. (13)Он хорошо бросал, но я бросал лучше, и, если уж мне доставалась возможность бросать, шайба, как намагниченная, летела точно на деньги. 

(14)Я только что опять угодил в деньги и шёл собирать их, когда заметил, что Вадик наступил ногой на одну из рассыпавшихся по сторонам монет. (15)Все остальные лежали вверх решками. (16)В таких случаях при броске обычно кричат: «В склад!» 

— (17)Не в склад! — объявил Вадик. 

(18)Я подошёл к нему и попытался сдвинуть его ногу с монеты, но он оттолкнул меня, быстро схватил её с земли и показал мне решку. (19)Я успел заметить, что монета была на орле, – иначе он не стал бы её закрывать. 

— (20)Ты перевернул её, — сказал я. — (21)Она была на орле, я видел. 

(22)Он сунул мне под нос кулак.

(23)Мне пришлось смириться. (24)Настаивать на своём было бессмысленно; если начнётся драка, никто, ни одна душа за меня не заступится. (25)Злые, прищуренные глаза Вадика смотрели на меня в упор. (26)Я нагнулся, тихонько ударил по ближней монете, перевернул её и подвинул вторую. (27)Снова наставил шайбу для удара, но опустить уже не успел: кто-то вдруг сильно поддал мне сзади коленом, и я неловко, склонённой вниз головой, ткнулся в землю. (28)Вокруг засмеялись. 

(29)За мной, ожидающе улыбаясь, стоял Птаха. (30)Я опешил: 

— Чего-о ты?! 

— (31)Давай сюда! — Вадик протянул руку за шайбой, но я не отдал её. 

(32)Обида перехлестнула во мне страх, ничего на свете я больше не боялся. (33)За что они так со мной? (34)Что я им сделал? 

— (35)Ты перевернул ту монетку! — крикнул я ему. — (36)Я видел, что перевернул. (37)Видел. 

— (38)Ну-ка, повтори, — надвигаясь на меня, попросил он. 

— (39)Ты перевернул её, — уже тише сказал я, хорошо зная, что за этим последует. 

(40)Первым, опять сзади, меня ударил Птаха. (41)Я полетел на Вадика, он быстро и ловко, не примериваясь, поддел меня головой в лицо, и я упал, из носу у меня брызнула кровь. (42)Едва я вскочил, на меня снова набросился Птаха. (43)Можно было ещё вырваться и убежать, но я почему-то не подумал об этом. (44)Я вертелся меж Вадиком и Птахой, почти не защищаясь, зажимая ладонью нос, из которого хлестала кровь, и в отчаянии, добавляя им ярости, упрямо выкрикивая одно и то же:

— Перевернул! (45)Перевернул! (46)Перевернул! 

— (47)Иди отсюда! — скомандовал Вадик. 

(48)Я поднялся и, хлюпая носом, поплёлся в гору. 

(49)Минут пять я стоял и, всхлипывая, смотрел на полянку, где снова началась игра, затем спустился по другой стороне холма к ложбинке, затянутой вокруг чёрной крапивой, упал на жёсткую сухую траву и, не сдерживаясь больше, горько, навзрыд заплакал. 

(50)Не было в тот день и не могло быть на всём белом свете человека несчастнее меня. 

 

(По В.Г. Распутину*)

 

* Валентин Григорьевич Распутин (1937-2015) – русский советский писатель и публицист, общественный деятель, лауреат литературных премий, яркий представитель «деревенской» прозы.

 

---

(1)Перед закрытой стеклянной дверью, ведущей из столовой в сад, стояли, прижав к стеклу носы, две девочки, две сестры. (2)Если бы кто из сада на них взглянул, сразу бы увидел, что только им в этот солнечный весенний день было грустно. (3)Только что прочли они в первый раз в жизни «Кавказского пленника» Толстого и разволновались ужасно. (4)Раз написано – значит, настоящая правда. 

— (5)Что ж, всё-таки удрал он в конце концов благополучно, — сказала со вздохом Катюша. 

(6)Ей уже надоело кукситься: раз окончание хорошее, не стоит и горевать.

— (7)Может быть, Жилин потом со своими солдатами устроил засаду и поймал в плен тех самых татар, которые его мучили… (8)Правда? 

— (9)И больно-пребольно велел их высечь! — обрадовалась Валя. (10)Впрочем, она сейчас же и передумала: 

— Нет, знаешь, сечь их не надо. (11)Жилин бы только презрительно посмотрел на них и сказал: «Русские офицеры великодушны… (12)Марш! (13)На все четыре стороны. (14)Татарской же девочке Дине, которая меня лепёшками кормила, передайте Георгиевскую медаль. (15)А теперь вон с моих глаз!» 

— (16)Вон! — закричала Катюша и топнула каблучком в пол. 

(17)Неизменный адъютант Тузик, виляя косматым хвостом, подбежал к девочкам. (18)Сёстры спрыгнули с крыльца и пошли по влажным дорожкам вокруг сада. 

(19)В углу сада, у старой заброшенной оранжереи, девочки остановились над ямой. (20)На дне горбом лежали прошлогодние, слежавшиеся листья… (21)Они переглянулись и поняли друг друга без слов. 

— (22)А где ж мы пленных возьмём? — спросила младшая. 

— (23)Мишку посадим… 

— (24)А кто будет вторым пленником, Костылиным? 

(25)Тузик угодливо завертел у девочкиных ног хвостом: он все понял. 

— (26)Ми-ша! 

— (27)Чего надо? — звонко отозвался с улицы дворницкий мальчик Миша. 

— (28)Играть иди! 

(29)Через минуту Миша, дожёвывая баранку, стоял перед сёстрами. 

— (30)Во что играть будем? 

— (31)В «Кавказского пленника». (32)Ты будто Жилин, русский офицер, из крепости к своей маме верхом едешь. (33)Она тебе невесту приискала, хорошую и умницу. (34)А мы тебя в плен возьмём и в яму посадим, понял? 

— (35)Сажайте, что ж. 

(36)Мишка спрыгнул, уселся, Тузик за ним. 

(37)Пленники вели себя очень странно: катались весело по дну ямы, задрав кверху ноги и лапы, и обдавали друг друга охапками ржавых листьев. 

— (38)Стоп! — закричала Валя. — (39)Я вас сейчас рыжему татарину продам… 

— (40)Продавай, ладно, — равнодушно отозвался Мишка. — (41)Как дальше играть-то? 

— (42)Ты куколок будто лепи и наверх нам бросай… (43)Мы теперь татарские девочки… (44)А мы тебе за это лепёшки бросать будем. 

— (45)Из чего лепить-то? 

(46)Валя слетала домой и принесла в корзинке плюшевого слона, резинового верблюда и матрёшку – всё, что на скорую руку в детской собрала. (47)Да у кухарки выпросила три пирожка с капустой (ещё вкуснее лепёшек!). (48)Потом девочки, пыхтя и толкая друг дружку, спустили в яму длинный шест, чтобы пленники, наконец, удрали. 

(49)Но ни Мишка, ни Тузик даже с места не тронулись. (50)Кричали девочки, сердились, приказывали. (51)Кончилось тем, что сами в яму соскочили, уселись с пленниками рядом и тоже стали на облака смотреть. 

(52)Часа через два вернулась мама девочек. 

— (53)Дети! (54)Ау… (55)Валя! (56)Ка-тю-ша!

(57)И вдруг с конца сада, точно из-под земли, детские голоса: 

— Мы здесь! (58)В оранжерее!.. 

(59)Побежала мать на голоса. (60)И что же! (61)Сидят, прижавшись плечом к плечу, в яме все четверо: Мишка, Тузик и девочки, – и у всех глаза от удовольствия блестят. 

— (62)Что вы здесь делаете? 

— (63)Мы кавказские пленники. 

— (64)Какие там пленники! (65)Сейчас же домой!.. 

(66)Вскарабкались девочки по шесту, Мишка за ними, а Тузик и без шеста обошёлся. 

(67)Идут домой, к матери с двух сторон, как котята, жмутся. (68)Даже непонятно им самим, как это утром их «Кавказский пленник» так расстроил? (69)Ведь превесёлая же, право, штука. 

 

(По С. Чёрному*)

 

* Саша Чёрный (настоящее имя – Александр Михайлович Гликберг; 1880-1932) – писатель, поэт, журналист, переводчик.

 

---

(1)Тёмные столбы дыма стояли над полем, ветер гнал их прямо на нас, и скоро дышать стало нечем. (2)Огонь приближался, и нужно было либо трогаться в путь при ясном свете дня, либо сгореть, что было бы непростительно глупо. 

(3)Утро было проведено очень недурно: от немецких артиллерийских батарей, которые нам приказано было уничтожить, осталось одно воспоминание. (4)На обратном пути мы подбили два танка и один загнали в трясину. (5)Мы вышли из этого дела без единой царапины. (6)А теперь, прикрывшись ветками, сидели тихо, как мыши. 

(7)Мейлицев приказал заводить мотор, и мы пошли, держась «под дымом». (8)Это была единственная возможность укрыться от немецкого огня. (9)Мы двинулись вперёд, хотя с каждой минутой дым всё больше душил нас и слёзы застилали глаза. (10)Мы на полном ходу вошли в лес и укрылись в орешнике. (11)Теперь можно было спокойно дожидаться ночи. 

(12)Механик-водитель остался дежурить, а мы с Мейлицевым пошли на разведку. (13)Уж больно тихий был этот лес в пяти-шести километрах от немецких позиций! (14)Ручеёк выбегал на лесную тропинку. (15)Я выпил воды, умылся и стал наполнять флягу, но едва не выронил её из рук: где-то очень близко от меня послышался стон.

(16)Раненый танкист лежал, уткнувшись лицом в траву. (17)Это был Векшин, комиссар нашей части. (18)У него была ранена левая рука, и он потерял много крови. 

(19)Спустя четверть часа мы довели комиссара до танка. (20)Раненая рука мешала ему, и время от времени он смотрел на неё, скрипя зубами от боли. (21)Но вместе с болью сознание всё больше возвращалось к нему. 

— (22)Мейлицев, — вдруг позвал он шёпотом. — (23)Послушай… (24)Вы не ходили дальше того места, где меня подобрали? 

— (25)Нет, товарищ комиссар. 

— (26)Мне, брат, причудился домик, — серьёзно сказал комиссар. 

— (27)Домик? 

— (28)Да. (29)А вот во сне или наяву, никак не могу припомнить. 

(30)Мы собрались вокруг Векшина, и он рассказал, что после ранения некоторое время полз в лесу и вдруг наткнулся на домик и услышал немецкую речь. (31)Он долго лежал в кустах, то приходя в себя и прислушиваясь, то теряя сознание от мучительной боли, потом увидел себя в другом месте, в зелёной лощине, среди высокой травы. (32)Это было последнее, что он ещё помнил. 

— (33)Там я вас и нашёл, товарищ комиссар, — сказал я. 

(34)Мы помолчали. 

— (35)Проверить? — спросил Мейлицев. 

— (36)Надо проверить, — быстро ответил комиссар. 

(37)Я вызвался выполнить это поручение. (38)Давно уже стемнело, и небо было лунное, ясное. (39)Но домика нигде не было. (40)Вдруг я совершенно отчётливо услышал немецкую речь. (41)Надо полагать, что домик был недурно замаскирован, потому что, как я ни таращил глаза, ничего не видел, кроме тёмной купы деревьев. (42)Но это был домик, потому что я услышал, как ступенька скрипнула под ногой и сонный голос ещё раз сказал что-то по-немецки. 

(43)Не припомню, когда я ещё полз так старательно – ни один куст не шевельнулся, ни одна веточка не треснула подо мною. (44)Я вернулся и доложил командирам, что домик – это не сон. 

(45)Решение могло быть только одно. (46)Но как завести мотор и не привлечь внимания немцев, когда малейший шорох далеко слышен в ночной тишине?

(47)Комиссар решил эту задачу очень просто. 

— (48)Дождаться бомбардировщиков, — сказал он, — и, воспользовавшись их гулом, быстро завести мотор. 

(49)Первый раз в жизни мы ждали немецких бомбардировщиков с нетерпением. (50)Наконец они показались над лесом. (51)Мейлицев приказал завести танк. (52)Стараясь идти в зоне этого гула, мы двинулись по кустарникам по направлению к зелёной лощине и с ходу врезались в этот загадочный домик. 

(53)Фашисты не ожидали гостей: они выскочили из домика, беспорядочно стреляя из револьверов. (54)Танк отошёл, и комиссар с гранатой в руке спрыгнул на землю. (55)Под огнём он подошёл к домику и открыл дверь ногою. (56)Немцы били теперь прямо по домику. (57)Минута, вторая, третья… 

(58)Кажется, это были самые длинные минуты в моей жизни. (59)Но вот дверь снова распахнулась, и комиссар появился на пороге. (60)В здоровой руке он нёс портфель и полевую офицерскую сумку. (61)Бумаги и карты торчали отовсюду. 

(62)К вечеру мы прорвались к своим. (63)Нельзя было не прорваться! (64)Мы везли всю переписку, все документы и карты штаба крупной немецкой части. 

 

(По В.А. Каверину*)

 

* Вениамин Александрович Каверин (1902-1989) – русский советский писатель, драматург и сценарист, автор известного романа «Два капитана».

 

---

(1)Бабушка моя Викентия Ивановна жила в маленьком флигеле, в котором было четыре комнаты. (2)В одной жила бабушка, в другой – старый виолончелист Гаттенбергер, третью комнату бабушка отвела мне. 

(3)Бабушка очень одряхлела, согнулась, былая её строгость исчезла, но всё же она не изменила своих привычек: вставала на рассвете, открывала настежь окна и готовила на спиртовке кофе. (4)Выпив кофе, она выходила в сад и читала, сидя в плетеном кресле, любимые свои книги. (5)Часто она засыпала за чтением – седая, вся в чёрном, положив худые руки на подлокотники кресла. 

(6)Я дружил с бабушкой. (7)Я любил её больше, чем всех своих родных. (8)Она мне платила тем же. (9)Бабушка воспитала пять дочерей и троих сыновей, а в старости жила совершенно одна. (10)У неё тоже, по существу, никого не было. (11)Из этого нашего одиночества и родилась взаимная привязанность. 

(12)Бабушка вся светилась лаской и грустью. (13)Несмотря на разницу лет, у нас было много общего. (14)Бабушка любила стихи, книги, деревья, небо и собственные размышления. (15)Она никогда меня ни к чему не принуждала. 

(16)Я часто бывал на концертах в Купеческом саду. (17)Оркестр играл в деревянной белой раковине, а слушатели сидели под открытым небом. 

(18)Но особенно я любил пасмурные сырые вечера, когда в саду почти не было посетителей. (19)Тогда мне казалось, что оркестр играет для меня одного и для молоденькой женщины с опущенными полями шляпы. 

(20)Я встречал эту женщину почти на всех концертах. (21)Она внимательно поглядывала на меня. (22)Я украдкой следил за ней. (23)Один только раз я встретил её взгляд, и мне показалось, что глаза её блеснули лукавым огнём. 

(24)Скучное киевское лето наполнилось мечтами об этой незнакомке. (25)Оно тотчас перестало быть скучным. (26)Оно зашумело звонкоголосыми дождями. (27)Они лились с высокого неба, хлопотали в зелени садов. (28)Стеклянные капли, слетая с туч, будто били по клавишам – частый звон наполнял мою комнату. (29)Мне казалось подлинным чудом, что так может петь обыкновенная вода, льющаяся с крыши в зелёную кадку. 

(30)За лёгким дымом этих «слепых дождей» и сиянием радуг где-то рядом жила незнакомка. (31)Я был благодарен ей, что она появилась и сразу же изменила всё вокруг. (32)Даже тротуары из жёлтого кирпича, покрытые маленькими лужами, казались мне теперь милыми и сказочными, как у Андерсена.

(33)До сих пор я не знаю, как назвать это состояние. (34)Но оно настоятельно требовало выражения. (35)И вот в то жаркое лето с его «слепыми дождями» я впервые начал писать. 

(36)Я скрывал это от бабушки. (37)Я говорил ей, удивлённой тем, что я часами сижу в своей комнате и пишу, что готовлюсь к гимназическим занятиям по литературе и составляю конспекты. 

(38)В те дни, когда в Купеческом саду не было концертов, я уезжал на Днепр или на окраину города, в запущенный парк «Кинь грусть». (39)Я забирался в самую глушь, где стоял заброшенный дом, садился на ступеньки террасы и читал. (40)Я ждал. (41)Я был уверен, что именно здесь, в этом парке, встречу свою незнакомку. 

(42)Но она не приходила, и я возвращался домой самым длинным путём. 

(43)Бабушка ждала меня. (44)Маленький круглый стол в её комнате был накрыт скатертью. (45)На нём стоял ужин. (46)Иногда она говорила, что соскучилась одна за весь этот длинный день, но никогда не бранила меня за то, что я пропадал так долго. 

— (47)Молодость, — говорила бабушка, — имеет свои законы. (48)Не моё дело в них вмешиваться. 

(49)Я написал рассказ, в котором было это киевское лето: незнакомка в Купеческом саду, «Кинь грусть», ночи и мечтательный гимназист. 

(50)В Киеве в то время издавался журнал со странным названием «Рыцарь», куда я после долгих колебаний всё же отнёс рассказ. (51)Через два дня пришла открытка от редактора. (52)Он писал, что прочёл рассказ и напечатает его в ближайшем номере журнала. 

(53)Бабушка, конечно, прочла эту открытку. (54)Она даже всплакнула, перекрестила меня и поцеловала: 

— Ну, трудись и будь счастлив. (55)Видно, Бог сжалился надо мной и принёс мне напоследок эту радость. 

(56)Она радовалась моему первому рассказу больше, чем я. 

(57)Когда вышел номер «Рыцаря» с этим рассказом, бабушка даже испекла пирожки и устроила праздничный завтрак. 

(58)К завтраку она надела чёрное шёлковое платье. (59)Чёрные её глаза смеялись, когда она смотрела на меня. 

(60)Осы садились на вазу с вареньем. (61)А Гаттенбергер, как бы догадавшись о том, что происходит у нас, играл мазурку и притоптывал в такт ногой. 

 

(По К.Г. Паустовскому*)

 

* Константин Георгиевич Паустовский (1892-1968) – известный русский писатель, классик отечественной литературы.

 

---

(1)Проезжая на днях возле Меринова, мы завернули к Ивану Яковлевичу чайку попить и кстати узнать, благополучно ли теперь поживает друг наш Филат Антонович. (2)Мы с большой радостью узнали, что не только жив и здоров наш старый друг и охотник, но ещё и ведёт за собой самый отчаянный партизанский отряд из своих друзей-охотников. 

— (3)В такие-то годы! — подивились мы. 

— (4)А что ему годы, — ответил Иван Яковлевич, — на то и есть мужественный человек и герой, чтобы годы свои красить. (5)Не берут его годы. 

(6)Иван Яковлевич наклонился в сторону подпечья и сказал туда, в подпечь, тихо и ласково: 

— Руська, Руська.

(7)И как только вымолвил он это слово, из-под печи вышел здоровенный матёрый заяц-русак. 

— (8)Вот, товарищи, — сказал Иван Яковлевич, — этот заяц – не простой русак. (9)Прошлый год я поймал его – был меньше кошки. (10)Держал в кадушке, на капусте вырастил, а когда осенью хотел к празднику зарезать – что-то в этом зайце мне показалось, пожалел. (11)И вот через этого зайца владею теперь ружьём. 

— (12)Значит, — сказали мы, — не ружьё принесло зайца охотнику, а заяц – ружьё. 

— (13)Кроме шуток, — ответил Иван Яковлевич, — истинно так. 

(14)И рассказал нам историю, как заяц Руська у начальника партизанского отряда Кумачёва съел сапоги. 

(15)Было это на переломе войны, когда немцы подходили к Москве. (16)В это время отряд Кумачёва затаился в лесном овраге, а сам начальник, Филат Антонович, пришёл ночевать к Ивану Яковлевичу. 

— (17)Какой же он стал теперь? — спросили мы с интересом.

— (18)А точно такой, как был, — ответил Иван Яковлевич: рост – колокольня, плечи – косая сажень, сапоги – американские, рыжие, на крючках. (19)И вооружение полное, и притом ещё дробовик. (20)Вот какой молодец! 

(21)Случилось это ночью, все уснули в избе, а Руська вышел из-под печи и принялся работать над сапогами начальника. (22)Что он там нашёл себе, этот заяц русский, в том месте, где американцы своим способом соединяют голенища с головкой? (23)За целую ночь заяц только и сделал, что начисто отделил голенища от головок, будто захотел понять, как надо шить сапоги на американский манер. 

(24)Поутру первая встала Авдотья Ивановна. (25)Как глянула, так и обмерла: на глазах её заяц уничтожал сапоги. (26)И какие сапоги!

— (27)Иван Яковлевич, — разбудила она мужа, — погляди, заяц что сделал. 

(28)Ужаснулись супруги. (29)Шепчутся меж собой, ахают, тужат. 

— (30)Чего вы там шепчетесь? — спросил начальник, не открывая глаз. — (31)Я не сплю. 

— (32)Батюшка, Филат Антоныч, прости нас, беда у нас в доме, такая беда – сказать страшно. 

— (33)Что? (34)Немцы? 

(35)Начальник партизан вскочил и схватился за наган. 

— (36)Какие там немцы – заяц, заяц, родной. (37)Погляди сам. 

(38)Поглядел начальник: головки и голенища отдельно лежат. 

— (39)Так это заяц мои сапоги съел? 

— (40)Так точно, батюшка, никто другой – заяц съел сапоги. 

— (41)Вредная тварь, — сказал начальник. 

(42)И надел сначала голенища, потом головки, концы же голенищ вмял под края головок. (43)После этого оделся, умылся и зарядил дробовик. 

— (44)Ну, вызывай своего зайца на расправу. (45)А то он и твои сапоги съест. 

— (46)Руська, Руська, — позвал хозяин. 

(47)И как невиноватый, заяц выходит, перебирает губами, глядит кругло, ждёт узнать, для чего его вызвали. 

(48)Партизан в него целится. (49)И чуть бы ещё, но партизан опустил ружьё. 

— (50)Ты сам убей его, — сказал он, — мне что-то противно в ручного зайца стрелять. (51)Вредная тварь в доме, — сказал Филат Антонович, — а жалко чего-то, никогда не было со мной такого на охоте, то ли, может, время такое: сегодня ты зайца, а завтра самого тебя, как зайца. (52)А ружьё сам на память возьми от меня, может быть, и не увидимся, помнить будешь меня, а мне теперь уже не до охоты. (53)Прощай. 

(54)После того поклонился хозяйке, поблагодарил, простился и вышел. (55)А ружьё так и оставил на столе заряженное, с взведёнными курками. 

 

(По М.М. Пришвину*)

 

* Михаил Михайлович Пришвин (1873-1954) – русский писатель, автор книг о связи человека с природой.

 

---

(1)На Птичьем рынке купил я себе клеста. 

(2)Это был клёст-сосновик, с перьями кирпичного и клюквенного цвета, с клювом, скрещённым, как два кривых костяных ножа. (3)Лапы у него были белые, значит, сидел он в клетке давно. (4)«С весны сидит», – уверял меня продавец. (5)А сейчас была уже холодная осень. 

(6)Дома я поставил клетку на окно. (7)Клёст сидел на своей жёрдочке торжественно и гордо, как командир на коне. (8)Я бросил в клетку семечко подсолнуха. (9)Командир соскочил с жёрдочки, взмахнул клювом – семечко разлетелось на две половинки. (10)А командир снова взлетел на своего деревянного коня, пришпорил и замер, глядя вдаль. 

(11)Какой удивительный у него клюв – крестообразный. (12)Верхняя часть клюва загнута вниз, а нижняя – вверх. (13)Получается что-то вроде буквы X. (14)Этой буквой X клёст лихо хватает подсолнух – шелуха летит в стороны. 

(15)Надо было придумать клесту имя. (16)Мне хотелось, чтоб в имени был отмечен и его командирский нрав, и крепкий клюв, и красный цвет оперения. (17)Нашлось только одно слово, в котором есть и клюв, и красный цвет, – клюква. 

(18)Подходящее слово. (19)Жаль только, нет в клюкве ничего командирского. (20)Я долго прикидывал так и эдак и назвал клеста Капитан Клюквин. 

(21)Почистив перья, Капитан Клюквин начал цыкать. (22)Вначале медленно и тихо, но после разогнался и закончил увесисто и сочно: в его песне зазвенели колокольчики, словно от жаворонка, трели и рулады, как у певчего дрозда. (23)Капитан Клюквин был, оказывается, настоящий певец, со своей собственной песней. 

(24)Характер у Капитана был весёлый. (25)Целый день прыгал он по клетке, расшатывал клювом железные прутья или выламывал дверцу. (26)Но больше всего он любил долбить еловые шишки. (27)Кривоклювый Капитан пел целыми днями, и песня его звучала сочно и сильно. 

(28)В феврале я купил себе гитару и стал разыгрывать пьесы старинных итальянских композиторов. (29)Чаще всего я играл Пятый этюд Джулиани. (30)Капитан Клюквин отнёсся к моей игре с большим вниманием. (31)Звуки гитары его потрясли. (32)Он даже бросил петь и только изредка восхищённо цокал. (33)Но скоро он перешёл в наступление. (34)Как только я брал гитару, Клюквин начинал свистеть, стараясь меня заглушить. (35)Когда я выучил этюд и стал играть его получше, Клюквин успокоился. (36)Он пел теперь тише, приноравливаясь к гитаре. (37)Прислушавшись, я понял, что Капитан Клюквин украшает мою игру таинственными, хвойными, лесными звуками. (38)Мне очень нравились наши гитарные вечера. 

(39)Оканчивался месяц март. (40)В хорошую погоду я выставлял клетку на балкон и Капитан Клюквин весь день дышал свежим воздухом, пел, клевал снег и сосульки. (41)На звук его голоса залетали синицы и пересвистывались с Капитаном. 

(42)Тепло подействовало на Капитана неважно. (43)С кислым видом сидел он на жёрдочке, и я прикрывал его от солнца фанеркой. (44)Синицы стали наводить на него уныние. (45)С их прилётом Клюквин мрачнел, прятал голову в плечи и бросал петь. (46)А когда они улетали, выпускал вдогонку звонкую трель. (47) В комнате он чувствовал себя даже лучше: милая, привычная обстановка. (48) По вечерам мы играли Пятый этюд Джулиани. 

(49)В середине апреля Клюквин совсем захандрил. «(50)Дела неважные, – думал я. – (51)Придётся, видно, отпустить Капитана». (52)Но отпускать его было опасно. (53)Слишком долго просидел Клюквин в клетке. (54)Теперь он мог погибнуть в лесу, от которого отвык. 

(55)«Ладно, – решил я, – пусть сам выбирает». (56)И вот я устроил в комнате ярмарку: развесил под потолком гирлянды еловых и ольховых шишек, кисти калины и рябины, связанные вениками, повсюду натыкал еловых веток. (57)Капитан Клюквин следил за мною с интересом. (58)Потом я вынес клетку на балкон, повесил её на гвоздик и открыл дверцу. (59)Теперь Клюквин мог лететь в комнату, где раскачивались под потолком шишки. (60)Капитан Клюквин вышел на порог клетки, вскарабкался на её крышу и… полетел. 

(61)C высокого седьмого этажа он полетел было вниз, потом резко повернул, набрал высоту. (62)Мелькнули красные крылья – и Капитан пропал, улетел за наш дом, к лесу. 

(63)Всю весну не снимал я клетку с гвоздя на балконе, а в комнате сохли под потолком связки калины и рябины, гирлянды шишек. (64)Стояли тёплые майские дни. (65)Каждый вечер я сидел на балконе и наигрывал Пятый этюд Джулиани, ожидая Капитана Клюквина.

 

(По Ю.И. Ковалю*)

 

* Юрии Иосифович Коваль (1938-1995) – советский и российский детский писатель и поэт, сценарист мультфильмов и фильмов для детей, художник и скульптор.

 

---

(1)Так случилось, что плохой дикцией Лены Шубниковой никто в семье озабочен не был. (2)«Научится, — говорила ее бабушка. — (3)Все с детства шепелявят, а много ли шепелявых взрослых?» (4)Мама Лены, приезжая с долгих гастролей – она была концертмейстером филармонии, – в первые минуты всегда озабоченно хмурила брови, слушая радостную неразборчивую болтовню дочери. (5)Но потом начинала понимать и… привыкала. 

(6)Лена была умная девочка. (7)Умная и начитанная не по годам. (8)Необходимость сдерживать слова способствовала долгим внутренним размышлениям. (9)Она с детства знала, кем станет и чего хочет. (10)И в тот визгливый девчоночий период, когда одна половина подружек мечтала стать артистками кино, а другая – эстрадными певицами, Лена знала: она будет учительницей. (11)Но скажи она кому-нибудь, что у неё замирает сердце от этого желания, ей бы не поверили. (12)В школу прекращают играть в детском садике, а переступил порог настоящей школы – и конец. (13)Нельзя мечтать о том, что есть, что вокруг, о чём можно говорить и что можно даже обругать. (14)А Лена продолжала мечтать о самом плохом классе, от которого все бы отказались, а она бы приручила его и объединила. (15)Свой первый урок Лена мечтала начать так: 

— Вы слышите? (16)У меня не очень хорошая дикция… (17)Будьте ко мне великодушны…

(18)Ей очень хотелось начать с великодушия. (19)Но в жизни всё получилось не так. 

(20)Она недобрала в институт одного балла. (21)Преподаватель истории поставил ей тройку, не дослушав, а потом в коридоре сказал: 

— Нечего страдать. (22)Вам нужна другая работа. (23)Научитесь что-то делать руками! (24)Ну, шейте там, пеките пироги… 

(25)Два года она работала в школе-интернате подменным воспитателем, мучаясь от собственной слабости, неумения. (26)Она убедилась в мысли, что это – её дело, но убедилась и в другом: трудные мальчики и девочки имели привычку сохранять свою яркую индивидуальность, а волшебной палочки, могущей это изменить, она в глаза не видела. (27)И к её плохой дикции они великодушны не были, а дразнили её, издевались. (28)И уставшие учителя говорили ей приблизительно то же, что говорил после экзаменов историк. 

— (29)Пошли бы вы в швейный техникум. (30)И себя обшили бы, и деньги бы имели. 

(31)Она не могла, не умела ничего объяснить! (32)А тут ещё мать, вернувшись с гастролей, как всегда, нахмурила брови: 

— Ах, боже! (33)Говори медленней… (34)Я просто не знаю, что с тобой делать. 

(35)Лену высмотрела на летней конференции Анна Семёновна. (36)Привела к себе домой раз, другой, потом предложила перейти в свою школу. 

(37)Почему никому из родных и близких не пришёл в голову логопед? (38)Она была благодарна Анне Семёновне не просто за врача: старая учительница увидела в ней то, что никто не видел: её стремление, её мечту, которые никакого отношения не могли иметь к шитью и кройке. (39)Она увидела в ней призвание. (40)Как-то она ей сказала: 

— Мы удивительно косноязычны. (41)Нынешние учителя. (42)И логопед тут не поможет. (43)Потому что нельзя научить говорить, если нечего сказать. (44)Учись размышлять, деточка, над всем, что видишь, слышишь, чувствуешь… (45)А над речью работай. (46)Главное – было бы что сказать! 

 

(По Г.Н. Щербаковой*)

 

* Галина Николаевна Щербакова (1932-2010) – писатель, сценарист.

 

---

(1)Ещё в раннем детстве доводилось мне любоваться восходом солнца. (2)Весенним ранним утром, в праздничный день, мать иногда будила меня, на руках подносила к окну: 

— Посмотри, как солнце играет! 

(3)За стволами старых лип огромный пылающий шар поднимался над проснувшейся землёю. (4)Казалось, он раздувался, сиял радостным светом, играл, улыбался. (5)Детская душа моя ликовала. (6)На всю жизнь запомнилось мне лицо матери, освещённое лучами восходящего солнца. 

(7)В зрелом возрасте много раз наблюдал я восход солнца. (8)Я встречал его в лесу, когда перед рассветом проходит вверху над макушками предутренний ветер, одна за другою гаснут в небе чистые звёзды, чётче и чётче обозначаются на посветлевшем небе чёрные вершины. (9)На траве лежит роса. (10)Множеством блёсток сверкает растянутая в лесу паутина. (11)Чист и прозрачен воздух. (12)Росистым утром смолою пахнет в густом лесу.

 (13)Видел восход солнца над родными полями, над зеленеющим, покрытым росою лугом, над серебряной гладью реки. (14)В прохладном зеркале воды отражаются побледневшие утренние звёзды, тонкий серп месяца. (15)На востоке разгорается заря, и вода кажется розовой. (16)Как бы в парной лёгкой дымке под пение бесчисленных птиц поднимается над землёю солнце. (17)Точно живое дыхание земли, лёгкий золотистый туман стелется над полями, над недвижной лентой реки. (18)Всё выше поднимается солнце. (19)Прохладная прозрачная роса на лугах сверкает алмазной россыпью. 

(20)Наблюдал появление солнца в морозное зимнее утро, когда нестерпимо сияли глубокие снега, рассыпа́лся с деревьев лёгкий морозный иней. (21)Любовался восходом в высоких горах Тянь-Шаня и Кавказа, покрытых сверкающими ледниками. 

(22)Особенно хорош восход солнца над океаном. (23)Будучи моряком, стоя на вахте, много раз наблюдал я, как восходящее солнце меняет свой цвет: то раздувается пылающим шаром, то закрывается туманом или далёкими облаками. (24)И всё вокруг внезапно меняется. (25)Иными кажутся далёкие берега, гребни набегающих волн. (26)Изменяется цвет самого неба, золотисто-голубым шатром покрывающего бескрайнее море. (27)Пена на гребнях волн кажется золотою. (28)Золотыми кажутся летящие за кормою чайки. (29)Алым золотом отсвечивают мачты, блестит крашеный борт корабля. (30)Стоишь, бывало, на вахте на носу парохода, несказанной радостью наполняется сердце. (31)Рождается новый день! (32)Сколько встреч и приключений сулит он молодому счастливому моряку! 

(33)Жители больших городов редко любуются восходом солнца. (34)Высокие каменные громады городских домов закрывают горизонт. (35)Даже сельские жители просыпают короткий час восхода солнца, начало дня. (36)Но в живом мире природы всё пробуждается. (37)На опушках леса, над озарённой водою громко поют соловьи. (38)Взвиваются с полей в небо, исчезая в лучах рассвета, лёгкие жаворонки. (39)Радостно кукуют кукушки, свистят дрозды. 

(40)Только моряки, охотники – люди, тесно связанные с матерью-землёю, – знают радость торжественного солнечного восхода, когда на земле пробуждается жизнь. 

(41)Друзья мои читатели, очень советую вам полюбоваться восходом солнца, чистой ранней утренней зарёю. (42)Вы почувствуете, как свежей радостью наполняется ваше сердце. (43)В природе нет ничего прелестнее раннего утра, утренней ранней зари, когда материнским дыханием дышит земля и жизнь пробуждается. 

 

(По И.С. Соколову-Микитову*)

 

* Иван Сергеевич Соколов-Микитов (1892-1975) – русский советский писатель и журналист, натуралист, путешественник.

 

---

— (1)Дети, сегодня я прошу вас вспомнить о таком понятии, как милосердие! (2)В ответ на эту просьбу половина нашего класса засмеялась. (3)Другая половина насторожилась. (4)И было отчего. (5)Я думаю, что в тот день это самое слово – «милосердие» – прозвучало в стенах нашего класса впервые за все годы, которые мы провели в школе. (6)Почему? (7)Так уж получилось. (8)Не говорят в нашем классе такими словами. 

(9)Клавдия, наша классная руководительница, переминалась с ноги на ногу, ломала пальцы и закатывала глаза. 

— (10)Сегодня, ребята, я хочу представить вам нового ученика вашего класса… — произнесла она наконец. 

(11)Дверь словно бы сама собой распахнулась, и из коридора въехала в класс инвалидная коляска с большими блестящими колёсами. (12)Человек десять изумлённо присвистнули. 

— (13)Знакомьтесь, ребята, Юра Мальков. (14)Будет учиться с вами. (15)Надеюсь, вы поможете ему… (16)Поможете адаптироваться к школе… 

(17)Впечатление, надо сказать, он произвёл сильное. (18)Никто из наших не ржал, не показывал пальцем, не отпускал идиотских шуточек. (19)Всё это было впереди. (20)Пока все молча смотрели на Юру Малькова. (21)А Юра Мальков смотрел на нас. (22)И улыбался. 

(23)Потом Пашка Зорин встал из-за последней парты, отодвинул стул рядом с собой и деловито спросил: 

— Ты как, видишь хорошо? (24)Или тебе лучше вперёд? 

— (25)Я хорошо вижу, спасибо, — Юра улыбнулся ещё шире и, ловко управляя коляской, покатился по проходу к Пашкиной парте. 

— (26)Ну вот и хорошо, — сказала Клавдия. — (27)Потом познакомитесь поближе, а сейчас начинаем урок. 

(28)Могучему Пашке удалось раздвинуть столы и пристроить коляску так, что Юра легко мог писать на столе. (29)Пашка сначала поглядывал с тревогой, иногда что-то басом спрашивал, Юра коротко отвечал. (30)В общем, нашли общий язык. (31)Это хорошо. (32)Если Пашка будет защищать Юру хотя бы на первых порах, тогда его никто не обидит. (33)К концу первого дня стало ясно, что Пашке Юрка нравится. (34)Он с таким важным видом коляску катал, и спрашивал у Юры что-то, и головой кивал, и учителя к нему в кои-то веки без скрежета зубовного обращались: «Паша, Паша…» (35)В общем, завёл себе друга. 

(36)Ещё выяснилось, что Юра может передвигаться и без коляски, то есть ходить. (37)Когда надо было переходить с этажа на этаж, Юра с коляски слезал и сам шёл по лестнице, цепляясь за перила. (38)Смотреть на ходящего Юру было тяжело, потому что он весь при этом как-то дёргался и пожимался. (39)Я смотрел, а девчонки многие отворачивались. 

(40)Смеялся и улыбался Юра часто и хорошо. (41)Да и вообще, если бы не его болезнь, был бы пацаном вполне привлекательным. (42)Про болезнь его, естественно, тут же, чуть ли не после первого урока, спросили. (43)Юра охотно объяснил, что его болезнь называется ДЦП, болеет он с самого рождения. 

(44)Понятно, что почти сразу же Юру стали дразнить. (45)Передразнивали его походку, уродливые жесты, когда он пытался достать что-то, писали, как Юра, высовывая язык и нелепо вывернув локоть и кисть. (46)Дразнили, естественно, не все и в основном не из нашего класса, но ведь придурки-то везде найдутся… 

(47)На поддразнивания Юра реагировал удивительно: он смеялся. (48)Да ещё и передразнивал дразнильщиков. (49)Вот как это происходило. (50)Идёт, предположим, Юра на костылях по коридору. (51)Сзади тут же пристраивается хвост из двух-трёх мальчишек, которые идут так, чтобы Юра их не заметил, и копируют его ужасную походку, иногда опираясь при этом на швабру. (52)Остальные хохочут. (53)Юра потихоньку поглядывает назад, потом резко оборачивается. (54)Все, естественно, застывают на месте. (55)Юра говорит, указывая пальцем: 

— Не выходит, не выходит! (56)И вовсе не похоже: ты ногу не так волочишь, ты – вообще спотыкаешься, а я этого никогда не делаю. (57)Вот у тебя немного лучше, чем у них, но всё равно не так. (58)Вставайте вот сюда, рядом. (59)Смотрите на меня. (60)Раз, два, три – пошли! (61)Ногой, ногой больше загребай! (62)Смотри, как я делаю! 

(63)Сами понимаете, в другой раз Юру уже не передразнивали. (64)Всем же хочется умными казаться. 

(65)Никто, кроме него, в нашем классе не умел шутить над собой. (66)Над другими – сколько угодно. (67)А над собой – нет. (68)Юрка умел и делал это с удовольствием. (69)Кроме того, он спокойно относился ко всем своим неудачам. (70)Юрка просто пожимал плечами и начинал всё сначала. 

 

(По Е.В. Мурашовой*)

* Екатерина Вадимовна Мурашова (род. в 1962 году) – психолог, писатель, автор драматических книг для подростков.

---

— (1)Эй, как тебя!.. (2)Новичок… как твоя фамилия?

(3)Буланин вздрогнул и поднял глаза. (4)Перед ним, заложив руки в карманы панталон, стоял рослый воспитанник и рассматривал его сонным, скучающим взглядом.

(5)Внимание его привлекли большие металлические пуговицы, пришитые в два ряда на курточке Буланина.

— (6)Ишь ты, какие пуговицы у тебя ловкие, — сказал он, трогая одну из них пальцем.

— (7)О, это такие пуговицы… — суетливо обрадовался Буланин. — (8)Их ни за что оторвать нельзя. (9)Вот попробуй-ка!

(10)Старичок захватил между своими двумя грязными пальцами пуговицу и начал вертеть её. (11)Но пуговица не поддавалась. (12)Воспитанник оставил пуговицу, поглядел на свои пальцы, где от нажима острых краёв остались синие рубцы.

(13)Скоро вокруг Буланина, в углу между печкой и дверью, образовалась довольно густая толпа. (14)Тотчас же установилась очередь. (15)«Чур, я за Базуткой!» – крикнул чей-то голос, и тотчас же остальные загалдели: «А я за Миллером! (16)А я за Утконосом! (17)А я за тобой!» – и покамест один вертел пуговицу, другие уже протягивали руки и даже пощёлкивали от нетерпения пальцами.

(18)Но пуговица держалась по-прежнему крепко.

— (19)Позовите Грузова! — сказал кто-то из толпы.

(20)Тотчас же другие закричали: «Грузов! (21)Грузов!» (22)Пришёл Грузов, малый лет пятнадцати, с жёлтым, испитым, арестантским лицом, сидевший в первых двух классах уже четыре года, – один из первых силачей возраста. (23)Ему объяснили, зачем его звали. (24)Он самоуверенно взялся за пуговицу и стал её с ожесточением крутить. (25)Однако, несмотря на то что он прилагал всё большие и большие усилия, пуговица продолжала упорно держаться на своём месте. (26)Тогда, из боязни уронить свой авторитет перед «малышами», весь красный от натуги, он упёрся одной рукой в грудь Буланина, а другой изо всех сил рванул пуговицу к себе. (27)Пуговица отлетела с мясом, но толчок был так быстр и внезапен, что Буланин сразу сел на пол. (28)На этот раз никто не рассмеялся. (29)Может быть, у каждого мелькнула в это мгновение мысль, что и он когда-то был новичком, в такой же курточке, сшитой дома любимыми руками.

(30)Буланин поднялся на ноги. (31)Как он ни старался удержаться, слёзы всё-таки покатились из его глаз, и он, закрыв лицо руками, прижался к печке.

— (32)Эх ты, рёва-корова! — произнёс Грузов презрительно, стукнул новичка ладонью по затылку, бросил ему пуговицу в лицо и ушёл своей разгильдяйской походкой.

(33)Ночью, когда шум совершенно прекратился, когда отовсюду послышалось глубокое дыхание спящих, прерываемое изредка сонным бредом, Буланину сделалось невыразимо тяжело. (34)Тонкая, глубокая нежность и какая-то болезненная жалость к матери переполнили сердце Буланина. (35)Он вспомнил также сегодняшнюю историю с пуговицей и покраснел, несмотря на темноту. «(36)Бедная мама! (37)Как старательно пришивала она эти пуговицы, откусывая концы нитки зубами. (38)С какою гордостью во время примерки любовалась она этой курточкой, обдёргивая её со всех сторон...» (39)Буланин почувствовал, что он совершил сегодня утром против неё нехороший, низкий и трусливый поступок, когда предлагал старичкам оторвать пуговицу.

(40)Он плакал до тех пор, пока сон не охватил его своими широкими объятиями… (41)Но и во сне Буланин долго ещё вздыхал прерывисто и глубоко, как вздыхают после слёз очень маленькие дети.

 

(По А.И. Куприну*)

* Куприн Александр Иванович (1870-1938) – известный русский писатель, переводчик.

---

(1)Рота уже залегла перед броском. (2)Вокруг Альки посвистывало, звучно причмокивало, от деревни доносился треск, будто горели сухие дрова. (3)Ухнули мины. (4)Алька не успел добежать до залёгшей цепи: правую руку ударило, точно палкой, наотмашь, пальцы тотчас скрючились, одеревенели, рука жёстко согнулась в локте. (5)Алька выпустил автомат.

(6)«Наверное, кость раздробило…»

(7)Он попытался вытащить руку из рукава, но она не поддавалась. (8)Алька зажал её между колен, потянул – боли не было, но рука не двигалась. (9)Решив, что она держится на каком-нибудь случайно не перебитом сухожилии, Алька стал неторопливо снимать шинель. (10)Расстёгивать крючки одной рукой было неудобно, он пыхтел, вставал во весь рост; он не замечал свиста пуль и разрывов мин. (11)Он был раненый, выбывший из игры!

(12)Наконец он сбросил шинель, закатал рукава гимнастёрки и нательной рубахи – чуть выше локтя сочилось сукровицей отверстие величиной с клюквину. (13)Внезапно в памяти возник смех легкораненых, одновременно конфузливый и счастливый смех, и он засмеялся тоже, ругая свою поспешную решимость расстаться с рукой, и пошёл, покачивая её на весу, как младенца, будто жалея.

(14)Шёл он, не торопясь, ни о чём не думая, в умиротворении и гордости: он раненый – и может теперь на вполне законных основаниях не воевать! (15)Миновал горящую «тридцатьчетвёрку», которая стояла чёрная, закопчённая и пустая, а вокруг пахло горелой резиной и раскалённым железом. (16)Башня, покрытая густым слоем сажи, валялась метрах в десяти: её сорвало взрывом и отбросило от танка. (17)И Степан упал где-то здесь…

(18)Степан, сжимая оружие в руках, согнувшись, лежал поодаль, у неглубокой прозрачной лужи, видимо, пытался ползти, причём не в сторону лазарета… (19)Стыд огнём ударил Альке в лицо! (20)Он оглянулся воровато и тут же осознал, что он открыт для пуль и осколков.

(21)Алька бросился на землю. (22)В лужу тут же шлёпнулась мина, продолговатая, небольшая мина с перистым грубым хвостом и блестящим ободком у головки. (23)Алька смотрел на неё зачарованно, а мина висела в некоем остановившемся пространстве – времени.

(24)Неожиданно что-то грубо-живое разрушило это жуткое очарование – это Степановы руки дёрнулись, поползли из воды к голове, бороня пальцами мокрую землю.

(25)Алька встал на ноги, огляделся, и душа его вдруг вскипела, распахнув все его чувства и белому небу, и мокрой земле, разрываемой пулями, но особенно Степану, лежащему рядом…

(26)Оглянувшись, Алька вновь увидел свою роту, залёгшую перед новым броском шагах в пятидесяти от него, увидел и поднявшегося уже капитана Польского. (27)Услышал, как он закричал: «Вперёд!»

— (28)Степан, потерпи, я сейчас… — сказал Алька Степану твёрдым уверенным голосом, левой рукой поднял пулемёт, уложил его ствол на правую, неподвижную и согнутую в локте, и побежал на фланг роты: там – теперь он их видел отчётливо – за соломенным плетнём залегли немцы.

(29)Алька бежал, не помня себя, не чувствуя боли, стрелял на бегу и кричал, кричал слова, которые кричат все солдаты во время атаки и которые почему-то так помогают в бою.

(30)Удар! (31)И как будто резинкой пропахали по волосам ото лба к темени…

(32)Очнулся Алька в госпитальной палате. (33)Над ним склонилась знакомая медсестра, взгляд её был упругим и ласковым, как поглаживание.

— (34)Степана доставили? (35)Сержанта Елёскина?..

(36)Медсестра ответила неторопливым кивком.

— (37)То-то, — назидательно и удовлетворённо прошептал Алька и попросил пить.

 

(По Р.П. Погодину*)

* Радий Петрович Погодин (1925-1993) – русский советский писатель, поэт и сценарист, художник.

---