07 №10. Цыбулько-2024 (ОГЭ)

(1)С поступления Буланина в гимназию прошло уже шесть дней. (2)Настала суббота. (3)Этого дня Буланин очень ждал, потому что по субботам, после уроков, воспитанники отпускались домой до вечера воскресенья. (4)Показаться дома в мундире с золотыми галунами и в кепи, надетом набекрень, отдавать на улице честь офицерам и видеть, как они в ответ, точно знакомому, будут прикладывать руку к козырьку, вызвать удивлённо-почтительные взгляды сестёр и младшего брата – все эти удовольствия казались такими заманчивыми, что предвкушение их даже несколько стушёвывало предстоящее свидание с матерью.

«(5)А вдруг мама не приедет за мной? — беспокойно, в сотый раз спрашивал сам себя Буланин. — (6)Может быть, она не знает, что нас распускают по субботам? (7)Или вдруг ей помешает что-нибудь?..» (8)Шестой урок в этот день был настоящей пыткой для новичков. (9)Они совершенно не могли усидеть на месте, поминутно вертелись и то и дело со страстным ожиданием оглядывались на дверь.

(10)Общее волнение сообщилось и Буланину. (11)Он так же, как и другие, суетливо болтал ногами, тискал ладонями лицо и судорожно ерошил на голове волосы, чувствуя, как у него в груди замирает что-то такое сладкое и немного жуткое, от чего хочется потянуться или запеть во всё горло.

(12)Но наконец раздаются звуки отбоя, и все вскакивают с мест, точно подброшенные электрическим током. (13)Двадцать человек летят сломя голову к дверям, едва не сбивая с ног преподавателя, который жмётся к стене.

(14)Прибежать в спальню, надеть мундир, шинель и кепи, разложенные заранее по кроватям отпускных, – дело одной минуты. (15)Теперь остаётся пройти в дежурную, где уже сидят все четыре воспитателя, и ждать.

(16)В чайную залу, примыкавшую к дежурной, то и дело выходят снизу из приёмной дядьки и громогласно вызывают воспитанников:

— Свергин, Егоров, пожалуйте; Бахтинский – в приёмную!

«(17)Неужели обо мне забыли дома? — шепчет в тревоге Буланин, но тотчас же пугается своей мысли. — (18)Нет, нет, этого быть не может: мама знает, мама сама соскучилась...»

 (19)Сердце Буланина от ожидания бьётся в груди до боли.

— (20)За Лампарёвым приехали, — возвещает дядька равнодушным голосом, и это равнодушие кажется Буланину оскорбительным, почти умышленным.

«(21)Это он нарочно так... (22)Видит ведь, как мне неприятно, и нарочно делает», (23)Наконец нервное напряжение начинает ослабевать. (24)Его заменяют усталость и скука. »

«(25)Всё кончено, всё кончено, — с горечью думает Буланин, — я самый несчастный мальчик в мире, всеми забытый и никому не нужный...»

(26)В эту самую минуту дядька, от которого Буланин нарочно отворачивается, кричит на всю залу:

— За Буланиным приехали! (27)Просят поскорее одеваться!

(28)И уже на этот раз голос дядьки кажется Буланину не умышленно равнодушным, а весёлым, сочувственным, даже радостным.

(По А. И. Куприну*)

*Александр Иванович Куприн (1870-1938) – известный русский писатель, переводчик.

---

(1)Папы, мамы и тёти Нади нет дома. (2)Они уехали на крестины к тому старому офицеру, который ездит на маленькой серой лошади. (3)В ожидании их возвращения Гриша, Аня, Алёша, Соня и кухаркин сын Андрей сидят в столовой за обеденным столом и играют в лото. (4)Говоря по совести, им пора уже спать; но разве можно уснуть, не узнав от мамы, какой на крестинах был ребёночек и что подавали за ужином? (5)Стол, освещаемый висячей лампой, пестрит цифрами, ореховой скорлупой, бумажками и стёклышками. (6)Перед каждым из играющих лежат по две карты и по кучке стёклышек, чтобы закрывать цифры. (7)Посреди стола белеет блюдечко с пятью копеечными монетами. (8)Возле блюдечка недоеденное яблоко, ножницы и тарелка, в которую приказано класть ореховую скорлупу. (9)Играют дети на деньги. (10)Ставка — копейка. (11)Условие: если кто смошенничает, того немедленно вон. (12)В столовой, кроме играющих, нет никого. (13)Няня Агафья Ивановна сидит внизу в кухне и учит там кухарку кроить, а старший брат, Вася, ученик V класса, лежит в гостиной на диване и скучает.

(14)Играют с азартом. (15)Самый большой азарт написан на лице у Гриши. (16)Это маленький, девятилетний мальчик с догола остриженной головой, пухлыми щеками и с жирными, как у негра, губами. (17)Он уже учится в приготовительном классе, а потому считается большим и самым умным. (18)Играет он исключительно из-за денег. (19)Не будь на блюдечке копеек, он давно бы уже спал. (20)Его карие глазки беспокойно и ревниво бегают по картам партнёров. (21)Страх, что он может не выиграть, зависть и финансовые соображения, наполняющие его стриженую голову, не дают ему сидеть покойно, сосредоточиться. (22)Вертится он как на иголках. (23)Выиграв, он с жадностью хватает деньги и тотчас же прячет их в карман. (24)Сестра его Аня, девочка лет восьми, с острым подбородком и умными блестящими глазами, тоже боится, чтобы кто-нибудь не выиграл. (25)Она краснеет, бледнеет и зорко следит за игроками. (26)Копейки её не интересуют. (27)Счастье в игре для неё — вопрос самолюбия. (28)Другая сестра, Соня, девочка шести лет, с кудрявой головкой и с цветом лица, какой бывает только у очень здоровых детей и у дорогих кукол, играет в лото ради процесса игры. (29)По лицу её разлито умиление. (30)Кто бы ни выиграл, она одинаково хохочет и хлопает в ладоши. (31)Алёша, пухлый, шаровидный карапузик, пыхтит, сопит и пучит глаза на карты. (32)У него ни корыстолюбия, ни самолюбия. (33)Не гонят из-за стола, не укладывают спать — и на том спасибо. (34)По виду он флегма, но в душе порядочная бестия. (35)Сел он не столько для лото, сколько ради недоразумений, которые неизбежны при игре. (36)Ужасно ему приятно, если кто ударит или обругает кого. (37)Пятый партнёр, кухаркин сын Андрей, черномазый болезненный мальчик, в ситцевой рубашке и с медным крестиком на груди, стоит неподвижно и мечтательно глядит на цифры. (38)К выигрышу и к чужим успехам он относится безучастно, потому что весь погружён в арифметику игры, в её несложную философию: сколько на этом свете разных цифр, и как это они не перепутаются!

(39)Выкрикивают числа все по очереди, кроме Сони и Алёши. (40)Ввиду однообразия чисел практика выработала много терминов и смехотворных прозвищ. (41)Так, семь у игроков называется кочергой, одиннадцать — палочками, семьдесят семь — Семён Семёнычем, девяносто — дедушкой. (42)Игра идёт бойко.

— (43)Тридцать два! — кричит Гриша, вытаскивая из отцовской шапки жёлтые цилиндрики. — (44)Семнадцать! (45)Кочерга! (46)Двадцать восемь — сено косим!

(47)Аня видит, что Андрей прозевал 28. (48)В другое время она указала бы ему на это, теперь же, когда на блюдечке вместе с копейкой лежит её самолюбие, она торжествует.

— (49)Двадцать три! — продолжает Гриша. — (50)Семён Семёныч! (51)Девять!

— (52)Прусак, прусак! — вскрикивает Соня, указывая на таракана, бегущего через стол. — (53)Ай!

— (54)Не бей его, — говорит басом Алёша. — (55)У него, может быть, есть дети...

(56)Соня провожает глазами прусака и думает о его детях: какие это, должно быть, маленькие прусачата!

— (57)Сорок три! (58)Один! — продолжает Гриша, страдая от мысли, что у Ани уже почти закрыты все клеточки. — (59)Шесть!

— (60)Партия! (61)У меня партия! — кричит Соня, кокетливо закатывая глаза и хохоча.

(62)У партнёров вытягиваются физиономии. 

— (63)Проверить! — говорит Гриша, с ненавистью глядя на Соню.

(64)На правах большого и самого умного Гриша забрал себе решающий голос. (65)Что он хочет, то и делают. (66)Долго и тщательно проверяют Соню, и, к величайшему сожалению её партнеров, оказывается, что она не смошенничала.

(67)Начинается следующая партия.

(По А.П. Чехову*)

* Антон Павлович Чехов (1860-1904) — русский писатель, классик мировой литературы, врач и общественный деятель.

---

(1)Родители мои купили небольшое именьице в Кромском уезде. (2)Тем же летом мы переехали из большого городского дома в очень уютный, но маленький деревенский дом с балконом, под соломенною крышею. (3)Это местность степная и хлебородная, и притом она хорошо орошена маленькими, но чистыми речками.

(4)В деревне у меня сразу же завелись обширные и любопытные знакомства с крестьянами. (5)Пока отец и мать были усиленно заняты устройством своего хозяйства, я не терял времени, чтобы самым тесным образом сблизиться с взрослыми парнями и с ребятишками, которые пасли лошадей. (6)Сильнее всех моими привязанностями овладел, впрочем, старый мельник, дедушка Илья — совершенно седой старик с пребольшими чёрными усами. (7)Он охотно вступал в беседы, которые вёл отрывками, без всякой связи, но любил систему намёков и при этом подсмеивался не то сам над собою, не то над слушателями. 

(8)По должности мельника дедушка Илья имел довольно близкое отношение к водяному, который заведовал нашими прудами, верхним и нижним, и двумя болотами.

(9)Дедушка Илья о нём всё знал и говорил:

— Он меня любит. (10)Он, если когда и сердит, домой придёт за какие-нибудь беспорядки, — он меня не обижает. (11)Ляг тут другой на моём месте, на мешках, — он так и сорвёт с мешка и выбросит, а меня ни в жизнь не тронет.

(12)Все молодые люди подтверждали мне, что между дедушкою Ильёю и «водяным дедкой» действительно существовали описанные отношения, но только они держались вовсе не на том, что водяной Илью любил, а на том, что дедушка Илья, как настоящий, заправский мельник, знал настоящее, заправское мельницкое слово, которому водяной повиновался так же беспрекословно, как ужи и жабы, жившие на плотине. 

(13)С ребятами я ловил пескарей и гольцов, которых было великое множество в нашей узенькой, но чистой речке Гостомле; но по серьёзности моего характера более держался общества дедушки Ильи, опытный ум которого открывал мне полный таинственной прелести мир, который был совсем мне, городскому мальчику, неизвестен. (14)От Ильи я узнал и про домового, который спал на чердаке, и про водяного, который имел прекрасное и важное помещение под колёсами мельницы, и про кикимору, которая была так застенчива и непостоянна, что пряталась от всякого нескромного взгляда в разных пыльных углах сараев. (15)Меньше всех дедушка знал про лешего, потому что этот жил где-то далеко и только иногда заходил к нам в густой ракитник, чтобы сделать себе новую ракитовую дудку и поиграть на ней в тени деревьев. (16)Все эти живые и занимательные истории имели тогда для меня полную вероятность, и их густое, образное содержание до такой степени переполняло мою фантазию, что я сам был чуть ли не духовидцем. (17)Ребячий милый мир тех сказочных существ, о которых наговорил мне дедушка Илья, казался мне необходимым. (18)Лесные родники осиротели бы, если бы от них были отрешены гении, приставленные к ним народною фантазией.

 

(По Н. С. Лескову*)

 

* Николай Семёнович Лесков (1834-1895) — известный русский писатель и публицист.

---

(1)Когда учитель громко продиктовал задачу и заявил, что даёт на решение её двадцать минут, Семён Панталыкин провёл ладонью по круглой головёнке и сказал сам себе:

— Если я не решу эту задачу — я погиб!..

(2)У фантазёра и мечтателя Семёна Панталыкина была манера — преувеличивать все события, все жизненные явления и вообще смотреть на вещи чрезвычайно мрачно. (3)Вызывал ли его к доске учитель, опрокидывал ли он дома на чистую скатерть стакан с чаем — он всегда говорил сам себе эту похоронную фразу:

— Я погиб.

(4)Фраза, впрочем, была украдена из какого-то романа Майн Рида, где герои, влезши на дерево по случаю наводнения и ожидая нападения индейцев и острых когтей притаившегося в листве дерева ягуара, все в один голос решили.

(5)Приблизительно в таком же положении чувствовал себя Панталыкин Семен, когда ему не только подсунули чрезвычайно трудную задачу, но еще дали на решение её всего-навсего двадцать минут. (6)3адача была следующая: «Два крестьянина вышли одновременно из пункта А в пункт Б, причём один из них делал в час четыре версты, а другой пять. (7)Спрашивается, на сколько один крестьянин придёт раньше другого в пункт Б, если второй вышел позже первого на четверть часа?»

(8)Семён сделал над собой усилие и погрузился в обдумывание задачи. (9)Первым долгом ему пришла в голову мысль: что это за крестьяне такие «первый» и «второй»? (10)Эти сухие цифры ничего не говорят ни его уму, ни его сердцу. (11)Неужели нельзя было назвать крестьян простыми человеческими именами? (12)Конечно, прозаическими и будничными Иваном или Василием их можно и не называть, но почему бы их не окрестить — одного Вильямом, другого Рудольфом? (13)И сразу же оба пешехода сделались ему понятными и близкими. (14)Он уже видел белую полоску от шляпы на лбу Вильяма, лицо которого загорело от жгучих лучей солнца... (15)А Рудольф представлялся ему широкоплечим мужественным человеком, одетым в синие парусиновые штаны и бобровую куртку.

(16)И вот — шагают они оба, один на четверть часа впереди другого... (17)Павталыкину пришёл на ум такой вопрос: знакомы ли они, эти два мужественных пешехода? (18)Вероятно, знакомы, если попали в одну и ту же задачу... (19)Но если знакомы — почему они не сговорились идти вместе? (20)Вместе, конечно, веселее, а кроме того, и безопаснее вдвоём идти — разбойники ли нападут или дикий зверь... (21)Возник ещё один интересный вопрос: были у них ружья или нет? (22)Пускаясь в дорогу, лучше всего захватить ружья, которые даже в пункте Б могли бы пригодиться, в случае нападения городских бандитов.

(23)Вот опять тоже — написали: пункт А, пункт Б... (24)Что это за названия? (25)Панталыкин Семён никак не может представить себе городов или сёл, в которых живут, борются и страдают люди, под сухими бездушными литерами. (26)Почему не назвать один город Санта-Фе, а другой — Мельбурном? (27)И едва только Семён подумал об этом, как оба города сделались понятными и ясными: улицы сразу застроились домами, из труб пошёл дым, по тротуарам задвигались люди. (28)Очень жаль, кстати, что в задаче не упомянута цель путешествия. (29)Что случилось такое, что заставило Рудольфа и Вильяма бросить свои дома и спешить сломя голову в этот Санта-Фе? (30)И ещё интересный вопрос: почему они не воспользовались лошадьми, а пошли пешком? (31)Всё это очень странно...

(32)Подперев ручонкой, измазанной в мелу и чернилах, свою мечтательную, отуманенную образами голову, сидит Панталыкин Семён. (33)И постепенно задача вырисовывается в его мозгу.

...(34)Солнце ещё не успело позолотить верхушек тамариндовых деревьев, ещё яркие тропические птицы дремали в своих гнёздах, ещё чёрные лебеди не выплывали из зарослей австралийской кувшинки и желтоцвета, когда Вильям Блокер, головорез, наводивший панику на всё побережье Симпсон-Крика, крадучись шёл по еле заметной лесной тропинке... (35)Делал он только четыре версты в час — более быстрой ходьбе мешала больная нога, подстреленная вчера его таинственным недругом, спрятавшимся за стволом широколиственной магнолии...

— (36)Ну, двадцать минут прошло, — раздался, как гром в ясный погожий день, голос учителя арифметики. — (37)Все решили? (38)Ну, ты, Панталыкин Семён, покажи: какой из крестьян первый пришёл в пункт Б?

(39)Ничего не сказал Семён. (40)Прохрипел только: «Не решил... не успел...» (41)И тут же увидел, как жирная двойка ехидной гадюкой зазмеилась в журнальной клеточке против его фамилии.

— (42)Я погиб, — прошептал Панталыкин Семён. — (43)На второй год остаюсь в классе. (44)Отец выдерет, ружья не получу, «Вокруг света» мама не выпишет...

(45)И представилось Панталыкину, что сидит он на развалине змеиного дерева... (46)Внизу бушует разлившаяся после дождя вода, в воде щёлкают зубами кайманы, а в густой листве прячется ягуар, который скоро прыгнет на него, потому что огонь, охвативший дерево, уже подбирается к разъярённому зверю...

— (47)Я погиб!

 

(По А. Т. Аверченко*)

* Аркадий Тимофеевич Аверченко (1880-1925) — известный писатель-юморист, драматург, театральный критик.

---

(1)На столовых часах пробило половина восьмого. (2)Наташа проснулась. (3)Высвободила из-под одеяла тоненькую руку и нажала кнопку электрического звонка. (4)Позвонила и прислушалась. (5)Не застучат ли знакомые каблуки в коридоре?! (6)Так и есть — стучат! (7)Это Анюта. (8)Она аккуратно приходит будить Наташу каждое утро четверть восьмого. (9)Сегодня опоздала отчего-то.

(10)Дверь в Наташину комнату широко распахнулась. (11)Анюта, стройная, хорошенькая, немногим старше своей шестнадцатилетней госпожи, в высоком, тугом с утра корсете и белом чепчике на голове, с деловитым видом появляется на пороге. (12)Сегодня почему-то и белый чепчик, и тонкая талия, и сама Анюта раздражают Наташу. (13)Что-то смутное, неприязненное поднимается со дна души. (14)Наташа сердито посмотрела на Анюту и ворчливо произнесла:

— Почему ты не разбудила меня в обычное время?

(15)На вопрос Наташи Анюта отвечает, ласково щуря смеющиеся глаза:

— А с чего бы вам и не поспать лишние четверть часика, а? (16)Успеете в гимназию вашу!

(17)Наташа недовольна. (18)Беспричинная волна раздражения охватывает её. (19)Но Анюта неуязвима. (20)Она прекрасно видит, что барышня не с той ноги встала, и только улыбается на воркотню Наташи лукаво и снисходительно. (21)Часы бьют восемь.

(22)Наташа смотрит в зеркало. (23)Надутые губы, сердитое лицо и что-то тревожно-недовольное в глубине тёмного взора...

— (24)Отчего бы это? — недоумевающе спрашивает себя Наташа. (25)И вдруг вспоминает. (26)Вспоминает сразу, быстро. (27)Точно кто подсказывает её мыслям.

— (28)Ах да... (29)Не выучила историю. (30)А историк спросит непременно... (31)Эта глупая Анюта... (32)Чего она улыбается, сияет?! (33)И чепчик глупый, и фартук, и вся она.., (34)Всё это так несносно! (35)Противные и чепчик, и Анюта!

(36)Папа довёз Наташу до гимназии. (37)Взвинченная, взволнованная и сердитая, Наташа угрюмо, глядя себе под ноги, поднимается по широкой лестнице в класс. (38)После молитвы первый урок — история. (39)Преподаватель, молодой худощавый человек в очках, стремительно распахнул дверь и, в несколько быстрых шагов проскользнув пространство от порога комнаты до кафедры, занял своё место. (40)И Наташа поняла разом, что всё для неё кончено. (41)Началась пытка. (42)Ах, наверное, он знает, что творится в голове Наташи, далёкой от реформ Петра! (43)Взволнованная до последнего предела, Наташа подаётся назад. (44)Может быть, тогда Сомов не увидит встревоженного лица Наташи, на котором чётко, как на вывеске, значится: «Увы! (45)Я не знаю сегодняшнего урока!» (46)Как раз в эту минуту неожиданно, как гром небесный, оглушительным молотом ударяет девочку ужасная фраза:

— Госпожа Дёрнова, извольте отвечать!

(47)Пол начинает колебаться под её ногами, сама она поднимается с малиновым от смущения лицом и выходит тяжёлой, так несвойственной ей походкой на середину класса.

— (48)Госпожа Дёрнова! (49)Что же? (50)Прошу поторопиться! (51)У нас нет времени для совершения прогулок в часы уроков!

(52)Ах, какой этот Сомов!.. (53)Сколько затаённого раздражения слышится в его голосе, когда он говорит это! (54)И не стыдно ему?

— (55)Сдаётся мне, госпожа Дёрнова, что вы не выучили урока на сегодня!

(56)Капельки пота выступили на лбу девочки. (57)Губы конвульсивно сжались. (58)Руки мнут конец чёрного фартука. (59)По губам Сомова проползает неопределённая улыбка: как будто презрение, жалость и насмешка соединились в ней. (60)Наташа, робко поднявшая было глаза в его выжидательно-вопрошающее лицо, встречает на себе этот неприятный для неё взгляд и потупляется снова. (61)Стыд обжигает душу девочки, появляется запоздалое раскаяние. (62)3ачем, зачем она не прочла вчера эти несколько злополучных страниц?!

— (63)Что же вы, долго будете молчать, госпожа Дёрнова?! — снова, на этот раз уже сердито, прозвучал голос учителя. — (64)Садитесь, я ставлю Вам единицу, — произнёс он спокойно.

(65)Единица! (66)О, это было уже слишком! (67)Как прошёл урок истории, как прошли следом за ним остальные уроки — этого Наташа не помнила вовсе. (68)В переменку она смутно, как сквозь сон, слышала утешающие слова Нины Соболевой, и Жуковой, и добренькой Мышки... (69)Она улыбалась им, стараясь казаться спокойной, но лишь только они отходили от неё, прежний приступ отчаяния накидывался, как лютый зверь, на Наташу. (70)В душе не оставалось ни одного светлого пятнышка, точно в ней твёрдо и прочно поселилась тёмная, злая, ненастная осенняя ночь.

 

(По Л. А. Чарской*)

* Лидия Алексеевна Чарская (1875-1937) — русская детская писательница, актриса.

---

(1)Накануне Рождества Сашка прошёл за перегородку комнаты, где слышалось тяжёлое дыханье отца, Ивана Саввича.

— (2)Сашка! (3)А тебя Свечниковы на ёлку звали, — прошептал он.

(4)Богачи Свечниковы, определившие его в гимназию, не велели после его исключения показываться к ним. (5)Сашка задумался.

— (6)Правда, Сашка, ступай, — отозвался отец с лежанки. — (7)Они, может быть, опять тебя устроят. (8)Они люди добрые.

(9)Сашка оскорбительно усмехнулся. (10)Отец ещё давно был учителем у Свечниковых и с тех пор думал, что они самые хорошие люди.

— (11)Может быть, и мне что-нибудь с ёлки принесёшь, — продолжал отец.

(12)Он хитрил, Сашка понимал это и презирал отца за слабость и ложь, но ему действительно захотелось что-нибудь принести больному и жалкому человеку.

— (13)Ну ладно! — буркнул он.

(14)3атаив дыхание дети чинно входили в ярко освещённую залу и тихо обходили сверкающую ёлку.

(15)Сашка был угрюм и печален: что-то нехорошее творилось в его маленьком изъязвлённом сердце. (16)Ёлка ослепляла его своей красотой и крикливым, наглым блеском бесчисленных свечей, но она была чуждой ему, враждебной, как и столпившиеся вокруг неё чистенькие, красивые дети.

(17)Но вдруг узенькие глаза Сашки блеснули изумлением. (18)На обращённой к нему стороне ёлки он увидел то, чего не хватало в картине его жизни и без чего кругом было так пусто. (19)То был восковой ангелочек, небрежно повешенный в гуще тёмных ветвей и словно реявший по воздуху. (20)Его прозрачные стрекозиные крылышки трепетали от падавшего на них света, и весь он казался живым и готовым улететь. (21)Лицо ангелочка не блистало радостью, не туманилось печалью, но лежала на нём печать иного чувства, не передаваемого словами. (22)Полный недоумения, тревоги, непонятного восторга, Сашка сложил руки у груди и шептал:

— Милый...милый ангелочек!

(23)И чем внимательнее он смотрел, тем значительнее, важнее становилось выражение лица ангелочка. (24)Голова Сашкина горела.

(25)В дверях показалась хозяйка. (26)Подошёл и Сашка. (27)Горло его перехватывало.

— (28)Тётя, а тётя, — сказал он, стараясь говорить ласково. — (29)Дай мне ангелочка с ёлки.

— (30)Нельзя, — равнодушно ответила хозяйка.

(31)Сашка дёрнул тётку за платье и, когда она обернулась, упал со стуком на колени и сложил руки на груди.

— (32)Да ты с ума сошёл! — воскликнула седая дама.

— (33)Дай ангелочка!

— (34)Ну дам, дам. (35)Ах, какой ты глупый!

(36)Когда она сняла игрушку, Сашка впился в неё глазами, болезненно сморщил нос и растопырил пальцы.

— (37)А-ах! — вырвался продолжительный, замирающий вздох из груди Сашки, и на глазах его сверкнули две маленькие слезинки. (38)Медленно приближая ангелочка к своей груди, он улыбался тихой и кроткой улыбкой, замирая в чувстве неземной радости.

— (39)Я домой пойду, — глухо сказал Сашка. — (40)К отцу.

(41)В маленькой комнатке, за перегородкой, горела на столе кухонная лампочка, и слабый желтоватый свет её бросал странные тени на лицо Сашки и его отца.

— (42)Хорош? — спрашивал шёпотом Сашка.

(43)Он держал ангелочка в отдалении и не позволял отцу дотрагиваться.

— (44)Да, в нём есть что-то особенное, — шептал отец, задумчиво всматриваясь в игрушку.

(45)Его лицо выражало то же сосредоточенное внимание и радость, как и лицо Сашки.

— (46)Ты погляди, — продолжал отец, — он сейчас полетит.

— (47)Видел уже, — торжествующе ответил Сашка.

(48)На стене вырезывались уродливые и неподвижные тени двух склонившихся голов: одной большой и лохматой, другой маленькой и круглой. (49)Ангелочек спустился с неба и внёс луч света в сырую, пропитанную чадом комнату. (50)Всё добро, сияющее над миром, всё глубокое горе и надежду тоскующей о Боге души впитал в себя ангелочек, и оттого он горел таким мягким божественным светом, оттого трепетали бесшумным трепетаньем его прозрачные крылышки.

(51)Отец и сын по-разному тосковали, плакали и радовались их больные сердца, но было что-то в их чувстве, что сливало воедино сердца и уничтожало бездонную пропасть, которая отделяет человека от человека и делает его таким одиноким, несчастным и слабым. (52)Отец несознаваемым движением положил руку на шею сына, и голова последнего так же невольно прижалась к чахоточной груди.

(53)Нужно было ложиться спать, но до этого устроить на ночь ангелочка.

(54)На земле оставлять его было невозможно; он был повешен на ниточке, прикреплённой к отдушине печки. (55)Так его могли видеть оба и Сашка, и отец.

(56)Скоро они заснули. (57)А ангелочек, повешенный у горячей печки, начал таять. (58)Ангелочек как будто шевелился. (59)По розовым ножкам его скатывались густые капли и падали на лежанку. (60)Вот ангелочек встрепенулся, словно для полёта, и упал с мягким стуком на горячие плиты.

 

(По Л. Н. Андрееву*)

* Леонид Николаевич Андреев (1871-1919) — русский писатель, представитель Серебряного века русской литературы.

---

(1)Илья Самойлович Бурмин служил старшим писцом. (2)Его дочка Сашенька была девочкой худенькой и малокровной; она плохо росла и мало ела. (3)Среди шума и кипучего движения большого города она напоминала те чахлые травинки, которые вырастают в расщелинах старых каменных построек.

(4)Однажды она заболела: по целым дням безмолвно сидела в тёмном уголке, равнодушная ко всему на свете, тихая и печальная. (5)Когда Бурмин её спрашивал: «Что с тобой, Сашенька?» – она отвечала жалобным голосом: «Ничего, папа, мне просто скучно»…

(6)Наконец Бурмин решился позвать доктора. (7)Доктор спустился в подвал, где Бурмин занимал правый задний угол.

— (8)Ей нужно хорошее питание, — сказал он строгим голосом. — (9)Всего важнее свежий воздух и зелень…

(10)Девочка угасала.

— (11)Ну, скажи мне, Сашурочка, чего бы ты хотела? — спрашивал Илья Самойлович, с тоской глядя в большие серьёзные глаза дочери.

— (12)Ничего, папа…

(13)Но однажды у неё появилось маленькое желание. (14)Это случилось весной, когда пыльные герани ожили за своим зелёным стеклом.

— (15)Папа, в сад хочу… (16)Там листики зелёненькие, травка…

— (17)Хорошо, хорошо, деточка, не плачь, вот будет хорошая погодка, и в садик тогда пойдёшь…

(18)Наступила наконец хорошая погодка, и Бурмин отправился с дочкой в общественный сад. (19)Сашенька точно ожила. (20)Она, конечно, не посмела принимать участия в играх, но глядела на других детей с нескрываемым удовольствием.

(21)Но, к сожалению, городской сад находился очень далеко от их дома. (22)Девочка не могла пройти пешком долго, а конка туда и обратно обходилась обоим сорок четыре копейки, то есть гораздо более половины жалованья Ильи Самойловича. (23)Приходилось ездить только по воскресеньям.

(24)А девочка всё угасала. (25)Из ума Бурмина не выходили слова доктора о воздухе и зелени.

«(26)Ах, если бы нам воздуху, воздуху, воздуху!» – сотни и тысячи раз твердил про себя Илья Самойлович.

(27)Почти напротив его подвала простирался огромный пустырь городской земли. (28)Мимо этого пустыря Илья Самойлович никогда не мог пройти без глубокого вздоха.

— (29)Ну что стоит здесь развести хоть самый маленький скверик? — шептал он, покачивая головой. — (30)Детишкам-то, детишкам-то как хорошо будет, господа!

(31)С планом превращения этого пустыря он носился всюду. (32)Однажды кто-то посоветовал Илье Самойловичу:

— А вы бы написали проект и подали бы в городскую Думу… (33)Так и так, мол, ввиду общей пользы, украшения города… ну и всё такое.

— (34)В Думу, вы говорите? — обрадовался и испугался Илья Самойлович.

(35)Проект, бессвязный и наивный до трогательности, был написан через месяц. (36)Но если бы каждый штрих его каллиграфических букв сумел вдруг заговорить с той страстной надеждой, с какой его выводила на бумаге рука Ильи Самойловича, тогда, без сомнения, и городской голова, и управа побросали бы все текущие дела, чтобы немедленно осуществить этот необычайно важный проект.

(37)Секретарь велел прийти через месяц, потом через неделю, потом опять через неделю. (38)Наконец он ткнул бумагой чуть ли не в самый нос Бурмина и закричал:

— Ну чего вы лезете? (39)Это дело не ваше, а городского самоуправления!

(40)Илья Самойлович поник головой. «(41)Самоуправления», – скорбно шептали его губы…

(42)Но неудача не убила его деятельности. (43)Только теперь в его уме к образу Сашеньки, продолжавшей угасать без солнца и воздуха, присоединились бледные личики многих других детей, задыхавшихся, подобно его дочери, в подвалах и на чердаках. (44)Поэтому он настойчиво являлся со своим проектом и в полицию, и в военное ведомство, и к мировым судьям, и к частным благотворителям. (45)Конечно, отовсюду его прогоняли.

(46)А Сашенька уже не вставала с кровати.

— (47)Хочу в садик, папочка, в садик, — твердила она тоскливым голосом.

(48)Бурмин старался согреть поцелуями её худенькие, холодные руки и говорил ей трогательные слова.

(49)Весной Сашенька умерла. (50)Илья Самойлович точно окаменел. (51)Он не плакал, не произносил ни слова и не отводил глаз от маленького бледного личика.

(52)Только в день похорон, когда процессия проходила мимо пустыря, он немного оживился. (53)На пустыре копошились с лопатами десятка два рабочих.

(54)Тогда Илья Самойлович вдруг прерывисто вздохнул, и громкие облегчающие рыдания неудержимо вырвались из его груди.

— (55)Ну вот и слава Богу, и слава Богу, — сказал он. — (56)Теперь и у наших деточек свой садик будет.

 

(По А.И. Куприну*)

* Александр Иванович Куприн (1870-1938) – известный русский писатель, переводчик.

---

(1)Впервые я увидал дядю, когда мне было лет девять. (2)Мы только что приехали из другого города, где я родился, а дядя по старости не выезжал никуда и, должно быть, знал обо мне только по письмам. (3)У нас часто говорили о нём, называли странным и «книжным» человеком, пожимали плечами и удивлялись, что он слишком много тратил на какие-то никому не нужные вещи. (4)Я ждал с нетерпением, когда меня повезут к нему, но поездку откладывали со дня на день. 

(5)Случилось как-то, что нашего дворника послали к дяде с запиской, и я, потеряв терпение, не сказав никому ни слова, отправился самостоятельно. (6)Это была дерзость, в которой я не раскаиваюсь.

(7)У меня постукивало сердце, когда я поднимался по лестнице, но, когда старичок-слуга снял с меня шубку и впустил в комнаты, я потерялся. (8)В комнатах совсем не было стен, по крайней мере я их не видел. (9)Были пол, потолок, окна, двери и… книги. (10)Они шли стройными рядами всюду, куда я ни глядел, в решётчатых полках, точно их собрали сюда со всего света. (11)На самой крайней полочке, совсем под потолком, сидела большая головастая сова. (12)В комнате стоял полумрак и было тихо, торжественно-тихо, как в пустой церкви. 

(13)В углу, у окна, в глубоком кожаном кресле сидел он, мой дядя, и держал книгу. (14)На коврике, у его ног, спал крупный дымчатый кот. 

(15)Я стоял в дверях, не решаясь переступить. (16)Дядя услышал шорох, повернул голову, и я увидал худое, плохо выбритое лицо и всматривающиеся усталые глаза. (17)Казалось, он старался понять, кто я такой. (18)Путаясь в словах, я объяснил. 

— (19)Поди-ка сюда, голова, — сказал он и поманил пальцем. 

(20)Я приблизился с чувством благоговения и некоторого страха.

— (21)Вот ты какой, — сказал дядя и потрепал меня по щеке. — (22)Каков, однако, ферт! (23)Один заявился!.. (24)Ну, здравствуй. (25)Так это ты большой любитель чтения? 

(26)В тоне голоса я уловил похвалу и из скромности опустил глаза. 

— (27)Очень рад тебя видеть… 

(28)Из проволочной корзинки он достал яблоко и дал мне. 

(29)Через пять минут я был как дома, сидел на скамеечке, рядом с храпевшим котом, глазел на поразившие меня ряды книг. 

— (30)Ну что ты читал, дружок? — спрашивал дядя. 

(31)Что я читал! (32)Я сейчас же захотел показать дяде, с кем он имеет дело, и с жаром принялся перечислять, что читал.

— (33)Я всё-таки порядочно прочёл, дядя, — говорил я. — (34)Про «Заколдованную могилу», про «Храбрую шайку и атамана Кольцо», про «Солдата и семь разбойников», про…

— (35)Тпр-р-р… — остановил меня дядя. — (36)Да ты профессор! (37)Кто же тебе такие книги давал? 

(38)Это была моя тайна. (39)У меня дома уже отобрали две трёпаные книжечки и допытывались, откуда я их добыл. (40)Но я не сказал. (41)Я боялся, что их отберут и у нашего дворника, который давал их мне. (42)Здесь же мне ничто не угрожало, я имел случай познакомить дядю ещё с одним любителем чтения и моим другом и сказал откровенно: 

— Мне давал их наш дворник Степан. (43)У него их во-от сколько! — показал я руками. 

— (44)Так-так… (45)Только всё это глупости, — сказал дядя. — (46)Надо читать хорошие книги, где говорится о жизни. (47)Видишь, стоят они, — указал он на полки. — (48)Каждая из них – часть сердца человека, которого называют писателем! 

(49)Я посмотрел на книги. (50)В сумеречных тенях они уже сливались в сплошную стену. 

— (51)Книга не Петрушка, — продолжал дядя, тряся пальцем, — она не для смеху пишется! (52)Она должна указывать людям, как надо и как не надо жить… 

(53)Я слушал и хлопал глазами. (54)Оказывалось, мы со Степаном даром тратили пятаки.

(55)Дядя подставил к книжной стенке лесенку и, кряхтя, полез кверху. 

— (56)На-ка вот «Сказки Андерсена», это будет получше твоих «солдат» и «разбойников».

(57)Должно быть, радость, которую я пережил в этот момент, отразилась на моей физиономии: дядя взял меня за подбородок и, глядя в глаза, сказал: 

— Книги, которые я буду давать тебе, можешь оставлять у себя. (58)Пусть это будет началом твоей библиотеки. (59)Пусть они будут твоими друзьями. 

(60)Как это было давно, но как до сих пор ярко встаёт в моей памяти! 

(61)В тот памятный вечер в моём сердце затеплилась искра. (62)Почти строгий тон дядиных слов, когда говорил он о книгах, чёрные молчаливые ряды на полках и грустные сумерки – всё это будило во мне тихое чувство благоговения. 

 

(По И.С. Шмелёву*)

* Иван Сергеевич Шмелёв (1873-1950) – русский писатель, мыслитель, публицист.

---

(1)Майское солнце греет жарко. (2)Синее море улыбается ласковой, доброй улыбкой и тихо-тихо поёт, словно любящая мать, укачивающая своё дитя в колыбели. (3)Небо голубеет в промежутке кружевных кустов. (4)Всюду разливается чистая, радостная весенняя ласка. (5)Лидианка в широкой домашней блузке из муслина сидит в беседке, на высоком диванчике, сплошь усыпанном воздушно-лёгкими опавшими цветами акации, и зубрит, зубрит, зубрит...

(6)Завтра последний экзамен. (7)После этого экзамена она уже не гимназистка больше. (8)Она свободная гражданка из южного города, хозяйка крошечного домика с садом и беседкой, дочь своего папы, и только.

(9)Лидианка совсем измучилась. (10)На подготовку дано только два дня.

(11)Ну в крайнем случае можно прибавить и одну ночь тоже. (12)Куда ни шло, выспится и по окончании экзамена. (13)Только бы папочка не огорчился! (14)Добрый, заботливый! (15)Он так печётся о своей большой дочурке! (16)И живёт только для неё одной. (17)И по урокам бегает ради неё с утра до вечера, зарабатывая в поте лица музыкой свои жалкие гроши. (18)Милый, дорогой папочка! (19)О, если бы Лидианка заботилась о нём так же, как и он о ней, добрый, милый папочка был бы очень счастлив!

(20)Внезапный порыв овладевает, как буря, душой Лидианки. (21)Корнель, Расин и все прочие гении Франции забыты на минуту. (22)Лидианка птичкой вылетает из беседки, мчится по единственной аллее небольшого палисадника, влетает в переднюю деревянного особняка и кричит своим звонким голосом:

— Серафимушка! (23)А любимые папины баклажаны приготовили к обеду?

(24)Приоткрывается дверь. (25)В щель врываются волны пара, и среди них, точно древнегреческая пифия, показывается разрумяненная от кухонной жары женщина, повязанная платком.

— (26)Как же! (27)Как же, барышня! (28)И баклажаны будут, и камбала баринова любимая. (29)Всё, что заказывали. (30)Небось, не забыла…

(31)Снаружи, в палисаднике, визжит засов калитки, и почти одновременно с этим под окном мелькает белая фуражка.

— (32)Папочка вернулся! — и Лидианка стрелой вылетает в сад. —

(33)Папочка!

— (34)Лидуша!

(35)Собственно говоря, Лидианка – семнадцатилетняя Лидочка Хрущёва, дочь учителя музыки Павла Петровича, добрейшего из учителей в целом мире. (36)Павел Петрович вернулся сегодня особенно утомлённым. (37)И то сказать: среда для него – самый тяжёлый день! (38)Много частных уроков, кроме постоянных в гимназиях и пансионах. (39)Уже по усталой походке отца Лидианка видит, как ему трудно. (40)Несмотря на жару, лицо Хрущёва бледно от утомления. (41)Лидианка бросается к нему навстречу. (42)Берёт под руку, бережно ведёт к дому.

— (43)Отдохни, мои папочка, отдохни! — говорит она тихим, нежным голосом, усаживая его на террасе у стола, уже накрытого для обеда. (44)Павел Петрович глаз не сводит с дочери. (45)Целый мир любви глядит из этого взора. (46)Сколько самых разнородных ощущений наполняет в эти минуты сердце старика! (47)Она, Лидуша, – его гордость, его светлая, милая звёздочка. (48)Он может без боязни похвалиться ею. (49)Заботливая, любящая, прилежная, и уж любит его, старика, так любит! (50)Вот хоть бы сейчас! (51)У самой экзамен, трудный, важный, последний, а она о нём не забыла подумать и баклажаны даже его любимые заказала к обеду, и борщ с помидорами, и творожники с сыром!

(52)Измученный, с переутомленными, взвинченными от труда нервами, старик смотрит на свою девочку и не может достаточно налюбоваться ею. (53)Лидианка чувствует на себе добродушный взгляд отца, и ей становится так весело и хорошо на сердце.

— (54)Папочка! (55)Ты подумай только! (56)Завтра последний экзамен, а потом, потом… (57)Потом я уж не дам тебе так надрываться с твоими уроками, милый мой старенький папа! (58)Я сама буду давать их… (59)В гимназии малышей готовить. (60)Да! (61)Ах, вот мы славно тогда заживём с тобой!..

— (62)Ох уж эти экзамены! (63)Уж скорей бы конец! — с невольным вздохом вырывается из глубины души старого учителя. (64)И тут же он повторяет, разводя руками: 

— А как же будешь без них?! (65)Как знания проверять станешь? (66)Положительно, без подобного рода проверочных испытаний обойтись нельзя! (67)Как ты думаешь на этот счёт, Лидианка?

— (68)Ну конечно, нельзя, папочка! — отзывается милый голосок, такой свежий и чистый, такой бодрый и весёлый, что малейшая тревога о дочери мигом отпадает от сердца старика. «(69)Нет, она молодец, его дочурка! (70)Положительно, молодец!».

                                                                       

(По Л.А. Чарской*)

* Лидия Алексеевна Чарская (1875-1937) – русская детская писательница, актриса.

---

(1)Я стою у реки. (2)Она идёт полноводно, ровно. (3)А где же весенний плеск?

(4)Надо закрыть глаза – и через узенько-узенькую щёлку, через деревья, глядеть на небо. (5)Лучше пройти за решётку сада, сесть где-нибудь на солнышке и так вот смотреть и слушать…

(6)Воробьи? (7)Это они чирикают, бойко, трескуче, радостно по весне.

(8)Великая лужа на чёрном дворе вся в блеске. (9)Бурая в ней вода. (10)Чуется белый ледок под нею. (11)Кругом: у заборов, у садовой решётки, у сараев, под брёвнами – голубовато снежком белеет. (12)Он уже сдал, иско́лот лучами солнца, сочи́тся стеклянным блеском, день ото дня бледнеет, уходит в землю. (13)Гонит его перезвон пасхальный, звяканье сосулек. (14)Холодком покусывает с воды, но белые утки полощутся там, где поглубже; жёсткие их носы вылущивают что-то сочно, вспыхивают на солнце крылья…

(15)Какая радость – этот немножко страшный переход по доскам до сада! (16)В саду ещё спит зима, тяжёлая, большая; но снег надувается горбами и почернел, усыпан веточками, вороньими и куриными следа́ми. (17)Под яблоньками сероватые проталинки, лужицы голубые – в них солнце и небо плещется. (18)Яблоньки черны-черны, корявы весенней голостью. (19)Зато тополя светлеют тугим и здоровым глянцем, и почки на них полнеют, золотятся.

(20)Слепит отовсюду. (21)Небо упало в лужу и уронило солнце. (22)Оно купается с облачками, с утками, брызжет в меня, на моё весеннее пальтецо, синее, с золотыми якорьками, только-только надетое, в новенькие калошки – белые огоньки на них. (23)Я жмурюсь и робко двигаюсь по доскам. (24)Нянька подталкивает в спину, несёт за мною лопаточку – ковырять снег в саду, гнать зиму.

(25)Вот и самая середина лужи. (26)Я иду еле-еле, чтобы идти подольше. (27)Солнце под моими ногами плющится – и вдруг… (28)Что это?! (29)Почему закачались доски?

(30)Я поднимаю голову и радостно узнаю Михайлу, который тесал лопаточку. (31)Он двигается навстречу и весь сияет. (32)Намасленная голова сияет на обе стороны, красное лицо сияет, и красная борода, как веник, и новая красная рубаха – пузырями. (33)Михайла радостно надвигается на меня, раскидывает руки… (34)Он всё ближе, он меня свалит в лужу… (35)Но вот Михайла делается ниже, ниже. (36)Я вижу, что он садится, будто играет в коршуна, хватает меня и вдруг поднимает на страшную высоту над страшной лужей!

— (37)Держись! — рычит Михайла, раскачивая меня над лужей.

(38)Я слышу, как кричит нянька, – чёрный её платочек с красными и зелёными цветами, – но Михайла тискает меня ласково и урчит, урчит. (39)От него пахнет деревянным маслом, красной рубахой, пряниками, хлебом, овсом и чем-то ещё, таким приятным, тёплым… (40)Стружками даже пахнет, чурбачками.

(41)Он тихо ставит меня на доску. (42)Я, как во сне, в испуге, в радости непонятной.

(43)И столько плеска кругом, и блеска, и гомона! (44)Всё смеётся, звенит, играет…

(45)Этот весенний плеск остался в моих глазах – с праздничными рубахами, сапогами, лошадиным ржаньем, с запахами весеннего холодка, теплом и солнцем. (46)Остался живым в душе, с тысячами Михайлов и Иванов, со всем мудрёным, до простоты-красоты душевной, миром русского мужика, с его лукаво-весёлыми глазами, то ясными, как вода, то омрачающимися до чёрной мути, со смехом и бойким словом, с лаской и дикой грубостью. (47)Знаю, связан я с ним навсегда. (48)Ничто не в силах выплеснуть из меня этот весенний плеск, светлую весну жизни… (49)Вошло – и вместе со мной уйдёт.

 

(По И.С. Шмелёву*)

* Иван Сергеевич Шмелёв (1873-1950) – русский писатель, публицист, мыслитель.

---

(1)По утрам, просыпаясь, я отворяю окно моей комнаты и слушаю: с горы, сквозь пышную зелень сада, ко мне несётся задумчивая песня. (2)Как бы рано ни проснулся я, она уже звучит в утреннем воздухе, напоённом сладким запахом цветущих персиков и инжира.

(3)Свежий ветер веет с могучей вершины Ай-Петри, густая листва деревьев над моим окном тихо колышется, шелест её придаёт звукам песни много красоты, ласкающей душу. (4)Сама по себе мелодия не красива и однообразна – она вся построена на диссонансах; там, где ожидаешь, что она замрёт, – она возвышается до тоскливо-страстного крика, и так же неожиданно этот дикий крик переходит в нежную жалобу. (5)Поёт её дрожащий, старческий голос, поёт целые дни с утра и до вечера, и в какой бы час дня ни прислушался – всегда с горы, как ручей, льётся эта бесконечная песня.

(6)Жители деревни говорили мне, что вот уже седьмой год они слушают это задумчивое пение. (7)Я спросил их:

— Кто же это поёт? — и мне рассказали, что это сумасшедшая старуха, Уми, у которой шесть лет тому назад муж и двое детей поехали в море ловить рыбу и всё ещё не вернулись.

(8)С той поры Уми сидит на пороге своей сакли¹, смотрит в море и поёт, дожидаясь своих родных. (9)Однажды я пошёл посмотреть на неё. (10)По извилистой тропинке, мимо вросших в гору саклей, через сады и виноградники я поднялся высоко на гору и там увидал полуразрушенную, скрытую в камнях и яркой зелени саклю старухи Уми. (11)Платан, фига и персики росли среди громадных камней, скатившихся с вершин Яйлы, журчал ручей, образуя на пути своём ряд маленьких водопадов, на крыше сакли росла трава, по стенам её вилось какое-то ползучее растение, и дверь её смотрела в море.

(12) На камне у двери сидела Уми – высокая, стройная, седая, с лицом, исчерченным мелкими морщинами и коричневым от загара. (13)Камни, нагромождённые друг на друга, сакля, полуразрушенная временем, серая вершина Ай-Петри в жарком синем небе и море, холодно блестевшее на солнце, там внизу, – всё это создавало вокруг старухи обстановку суровую и проникнутую важным спокойствием. (14)Под ногами Уми, по горе, рассы́палась деревня, и сквозь зелень садов её разноцветные крыши напоминали о рассыпанном ящике красок. (15)Снизу доносился звон лошадиных сбруй, шорох моря о берег и иногда – голоса людей, столпившихся на базаре около кофеен. (16)Здесь, наверху, было тихо, только ручей журчал, да песня Уми аккомпанировала ему, бесконечная, задумчивая песня, начатая шесть лет тому назад.

(17)Уми пела и улыбалась мне. (18)Её лицо от улыбки ещё более сморщилось. (19) Глаза у неё были молодые, ясные, в них горел сосредоточенный огонь ожидания, и, окинув меня ласковым взглядом, они снова остановились на пустынной равнине моря.

(20)Я подошёл и сел рядом с ней, слушая её песню. (21)Песня была такая странная: в ней звучала уверенность и сменялась тоской, в ней слышались ноты нетерпения и усталости, она обрывалась, замирала и снова возрождалась, полная радостной надежды…

(22)Но что бы ни выражала собой эта песня – лицо старухи Уми выражало лишь одно чувство – ожидание, в котором не было сомнения, уверенное ожидание, спокойное и радостное.

(23)Я спросил её:

— Как зовут твоего мужа?

(24)Она ответила, ясно улыбаясь:

— Абдраим… (25)Сын первый – Ахтем, и ещё Юнус… (26)Скоро приедут. (27)Они там едут. (28)Скоро увижу лодку. (29)И ты увидишь!

(30)Она так сказала это «и ты увидишь», точно была уверена, что и для меня увидеть их будет великим счастьем, великое наслаждение принесёт мне с собой лодка её мужа, когда она покажется на горизонте, где небо отделялось от моря тонкой тёмно-синей чертой и куда она указывала мне своим коричневым пальцем мумии, высохшей на солнце юга, беспощадно жарком.

(31)Потом она снова запела свою песнь ожидания и надежды. (32)Я слушал, смотрел на неё и думал: «Хорошо так надеяться! (33)Хорошо жить с сердцем, полным ожидания великой радости в будущем!»

(34)А Уми всё пела, тихонько раскачиваясь корпусом и не отрывая глаз от пустынного моря, ослепительно блестевшего на солнце.

 

(По М. Горькому*)

 

* Максим Горький (настоящее имя – Алексей Максимович Пешков; 1868-1936) – великий русский писатель, драматург.

¹ Са́кля – русское название жилища горцев.

---

(1)Раз после уроков я увидела, что кое-кто из ребят не уходит: собрались вокруг парты Горюнова. (2)Толя вытащил шахматную доску и расставляет фигуры.

— (3)Кто из вас играет? — спросила я, подойдя ближе.

— (4)Я, — ответил Толя. — (5)И вот Саша и Глазков.

— (6)Можно мне попробовать? — спросила я.

(7)Ребята переглянулись, и Толя, по обыкновению краснея, ответил:

— Пожалуйста, Марина Николаевна. (8)Вы с кем будете играть?

— (9)Хочешь, сыграем с тобой?

(10)Мы перенесли доску на мой стол, уселись друг против друга, ребята тесно окружили нас – и сражение началось. (11)Толя оказался серьёзным противником – толковым, расчётливым, осторожным. (12)Я играла немногим лучше его и неожиданно почувствовала, что волнуюсь. (13)Во-первых, мне казалось, что все симпатии на стороне Толи, все желают ему удачи, а это много значит – отношение окружающих! (14)Притом я вдруг поняла, что от исхода этой партии многое зависит, и решила, что мне просто необходимо выиграть.

(15)Сдвинув брови, плотно сжав губы, мой противник изучал доску. (16)Рядом стоял его приятель Саша, и на его лице отражалось всё, что происходило на поле боя. (17)Он так переживал каждый Толин ход, словно это его, а не Толю ожидали победа или поражение.

(18)Я не очень-то могла наблюдать за окружающими, но не заметить, как ведёт себя Боря Левин, было невозможно. (19)Он «болел» за того, кому изменяло счастье. (20)Он не столько радовался хорошим ходам, сколько огорчался, если кто-нибудь из нас делал неправильный, по его мнению, ход. (21)Стоило мне или Толе взяться за фигуру, как раздавалось полное отчаяния «Эх!»

— (22)Ты мешаешь, — сдержанно сказал наконец Толя. — (23)Раз не можешь смотреть спокойно, уходи.

(24)Боря присмирел.

(25)Через некоторое время я, сманеврировав своим чёрным конём, сняла Толиного слона. (26)Положение белых усложнялось. (27)Я посмотрела на серьёзное лицо Толи, на морщинку, залёгшую у него меж бровей, и сквозь невольный азарт игры вдруг подумала: «Зачем я так стараюсь выиграть? (28)Ведь он совсем ребёнок. (29)Он огорчится, а для меня проигрыш – не велика беда».

(30)Был мой ход, он, по-видимому, решал судьбу партии: вслед за слоном я могла заставить Толю пожертвовать ладьёй, и тогда… (31)Но я стала сосредоточенно разглядывать противоположный угол доски, словно обдумывая какую-то совсем новую комбинацию, и пошла пешкой, давая Толе возможность воспользоваться неожиданным преимуществом. (32)Но он посмотрел на меня с таким откровенным изумлением, что мне стало неловко, а присмиревшие было ребята зашевелились, и кто-то разочарованно прошептал: «Поддаётся…»

— (33)Вы ошиблись, Марина Николаевна, — сказал Толя. — (34)Возьмите ход обратно.

— (35)Я сама виновата, впредь буду осторожнее, — возразила я, чувствуя, что тоже краснею.

(36)Но Толя не воспользовался моим великодушием, он не хотел победы, добытой по милости уступок и снисхождений. (37)Он сделал какой-то нейтральный ход, и тогда я пошла так, как собиралась прежде. (38)Белые сделали ещё несколько попыток защититься, но тщетно: через несколько ходов стало ясно, что положение их безнадёжное.

— (39)Мат! — хором сказали ребята.

(40)Толя поднял на меня тёмные глаза и вдруг расплылся в широчайшей улыбке. (41)Все шумно вздохнули, и начался обычный в таких случаях разговор: «А вот если бы Горюнов догадался…», «Если бы Марина Николаевна пошла той пешкой…»

(42)Я взглянула на часы: партия длилась сорок минут. (43)Если бы я разговаривала с Толей сорок минут подряд, узнала бы я о нём больше, чем сейчас? (44)Едва ли. 

 

(По Ф.А. Вигдоровой*)

 

* Фрида Абрамовна Вигдорова (1915-1965) – русская и советская писательница, журналистка.

---

(1)Русый голубоглазый сын инженера Борина, комсомолец Мишка Борин, учился в университете и в этом году перешёл на второй курс. (2)Ещё когда он оканчивал среднюю школу, его товарищи много спорили о выборе профессии.

«(3)Кем ты будешь?» — спрашивали они друг друга. (4)Почти все мечтали стать инженерами и лётчиками, а кто-то – геологом, врачом, педагогом. (5)У Мишки Борина и не спрашивали: его судьба всем казалась ясной. (6)Сын известного радиоинженера, изобретателя, конечно, должен стать радиоинженером. (7)И Мишка Борин сильно удивил не только товарищей, но и отца, неожиданно объявив, что он будет географом. (8)Так он решил уже несколько лет назад. (9)Когда он учился в школе, затаённым и самым большим желанием его было стать Героем Советского Союза. (10)Челюскинская эпопея произвела на него величайшее впечатление. (11)Нет, Мишка не был зазнайкой. (12)Его привлекали не сами по себе награды, почести, почётное звание Героя. (13)Он хотел быть достойным этого звания и принести своему Отечеству действительную пользу. (14)Однажды, вскоре после челюскинской эпопеи, он ехал за город с экскурсией и в вагоне слышал, как молодой моряк-практикант рассказывал своей девушке о том, что вскоре уйдёт в ледовое плавание. (15)Как завидовал ему Мишка!

(16)Он много думал, никому не рассказывая о своих планах. (17)А планы у него были грандиозные. (18)Прежде всего знания. (19)Они оберегают нас от ошибок. (20)Вот, например, Витя. (21)Он изучал химию, а стал полярником, геофизиком. (22)Сколько зря потеряно времени! (23)Мишка сразу возьмёт быка за рога. (24)Сначала нужно перечитать историю всех ледовых походов и морских путешествий. (25)Мишка подналёг на немецкий язык и вскоре прочёл в подлиннике дневник Штеллера, написанный на старинном немецком языке. (26)Походы советских ледоколов он знал назубок. (27)Потом взялся за навигацию, лоции, океанографию, даже за астрономию.

(28)Он вёл записи. (29)В общей тетради имелся раздел «Как люди выходили из безвыходного положения». (30)Сюда он записывал все случаи, казусы, которые угрожали действительным и выдуманным романистами путешественникам. (31)Необходимо научиться быть смелым, сообразительным, решительным.

(32)Однако и это ещё не всё: надо было стать сильным, бодрым, выносливым. (33)Иметь ум учёного и тренированное тело морского волка. (34)Спорт, физкультура составляли немалую долю Мишкиного плана «геройской» подготовки.

(35)Когда Мишка стал студентом, он отнёсся критически ко многим «детским мечтаниям». (36)Так, в школе его сильно занимали размышления о том, что будет, когда он станет Героем. (37)Теперь его более интересовало «само дело». (38)Однако «генеральная линия» его плана осталась, и он, как и ранее, усиленно изучал «необходимые» науки и тренировался физически: рано вставал, закалял своё тело, совершал большие пешие экскурсии, увлекался спортом, однако уже не делал таких глупостей, как в школе: не окунался в проруби и не пугал мать «полным отсутствием аппетита» – она не знала, что так он приучал себя переносить голод.

 

(По А.Р. Беляеву*)

* Александр Романович Беляев (1884-1942) – русский и советский писатель-фантаст, репортёр и адвокат, журналист, один из основоположников отечественной научно-фантастической литературы.

---

(1)Однажды приехал я в Москву к своему приятелю Николаю Александровичу. (2)В гостиной, где я стал ожидать, был и другой посетитель – симпатичный, молодой и скромный на вид человек. (3)Он посмотрел на часы, сказал:

— Я вот час уже жду. (4)Приедет ли Николай Александрович? (5)У меня не дело, а так – пустяки… (6)По охоте… (7)Николай Александрович ведь охотник.

— (8)Да, — говорю я, — он охотник. (9)И я тоже охотник…

— (10)Вот как, вы тоже охотник? (11)А я ветеринар, служу в городском учреждении по отлову бездомных собак. (12)Уже месяц держу пса, никто не является – нет хозяина. (13)А собака – пойнтер, молодой, красавец… (14)А какие глаза! (15)Умные… (16)Чу́дная собака… (17)Вот и пришёл спросить, не возьмёт ли Николай Александрович. (18)Он ведь охотник. (19)Редкая собака.

— (20)Послушайте, — сказал я, — отдайте мне эту собаку, я тоже охотник. (21)Я заплачу́.

— (22)Пожалуйста, — сказал радостно ветеринар. — (23)Никаких плат не надо. (24)Пришлю вам сегодня же.

(25)Я поехал скорее домой. (26)Дожидаюсь. (27)Всё не ведут… (28)Вдруг слышу звонок. (29)Отворяю дверь: передо мной большая собака, кофейно-пегий пойнтер. (30)Дивная голова, уши длинные. (31)Смотрит на меня.

— (32)Здравствуй, пёс, милая собака…

(33)И сердце бьётся от радости.

(34)Налил молока, накрошил хлеба. (35)Собака голодная, ест. (36)Колбасу прямо глотает. (37)Я сел на постель, собака легла около, на полу. «(38)Какая красота, какие глаза! (39)Совсем ещё молодой пёс».

(40)А он морду положил на пол и слушает. «(41)Но как его зовут?» — подумал я. (42)Стал перечислять собачьи клички: Загоняй, Лебёдка… (43)Собака лежит смирно. (44)Только в конце сказал — Феб… (45)Собака вскочила.

— (46)Феб, Феб, — повторил я.

(47)Собака подошла ко мне. (48)Феб положил мне голову на колени и смотрел. (49)Как я был рад: у меня собака!

(50)Утром, когда я проснулся, Феб подошёл ко мне, посмотрел в глаза. (51)Когда я вставал, он вертел хвостом и, прыгая, лаял. (52)Я пошёл с ним на улицу. (53)Феб шёл со мной, не обращая внимания на встречных собак.

(54)Как-то мне пришлось оставить Феба у приятеля в Петербурге. (55)Возвращаясь обратно, я прочёл в газете: «В манеже состоялась выставка кровного собаководства. (56)Награды: лучшая собака выставки и первая золотая медаль, как лучший пойнтер, – Феб, владелец К.А. Коровин».

(57)Прихожу к приятелю. (58)Тот улыбается и говорит мне:

— Знаете, я послал вашего Феба на выставку. (59)Уж очень хороша собака. (60)И подумайте, там ведь собаки какие… (61)Царская охота вся! (62)А ваш Феб – первая собака!

(63)Я поехал на выставку. (64)В манеже слышался лай собак. (65)Издали у одной стойки стояла толпа. (66)Подойдя, я увидел плакаты, букеты цветов и моего Феба. (67)Он лежал, свернувшись клубочком.

— (68)Феб, — сказал я, подойдя.

(69)Он вскочил и бросился ко мне, положил мне лапы на плечи.

— (70)Это ваша собака? — обратился ко мне какой-то военный.

— (71)Моя, — ответил я.

— (72)У меня к вам есть дело. (73)Его императорское высочество приказал узнать мне, не уступит ли владелец собаку за тысячу рублей?

— (74)Не могу, — ответил я. — (75)Продать собаку невозможно. (76)Вероятно, вы это поймёте.

(77)Я рассказал, как у меня появилась собака.

— (78)Невероятно, — удивился военный. — (79)Прошу вас, получи́те награды.

(80)Я стоял около Феба, который опять положил мне лапы на плечи, и его глаза говорили: «Ну, возьми меня отсюда, пойдём».

(81)В это время заиграла музыка, ко мне шли какие-то люди, они несли на подушках золотую медаль, серебряный ошейник, кубок и охотничьи ножи.

(82)Феб жил со мной в деревне. (83)Он любил охоту, и много мы ходили с ружьём по прекрасным долинам страны моей. (84)Когда я писал с натуры картины, Феб не отходил от меня. (85)Прошло время, постарел Феб и стал глохнуть. (86)Он всё клал свою красивую голову ко мне на колени, и я гладил её. (87)Мне всё казалось, что он что-то хочет мне сказать.

(88)Как-то вечером он пришёл ко мне, положил голову на лапы и всё смотрел в мои глаза. (89)Должно быть, Фебушка, ты хотел сказать мне, но не мог про сердце чистое, про великую дружбу и святую верность.

 

(По К.А. Коровину*)

 

* Константин Алексеевич Коровин (1861-1939) – русский живописец, театральный художник, педагог и писатель; академик живописи.

---

(1)Однажды я поехал в Петербург держать экзамен в Академию генерального штаба. (2)Экзамены должны были тянуться более месяца. (3)У меня не было ни одной знакомой души во всём Петербурге, и по вечерам, приходя домой, я испытывал скуку и томление одиночества. (4)Вдруг я случайно вспомнил, что мой отец советовал мне разыскать в Петербурге Александру Ивановну Грачёву, нашу дальнюю родственницу, и зайти к ней. (5)Я с трудом нашёл комнату Александры Ивановны, вошёл и остановился.

(6)Спиной ко мне стояла полная женщина. (7)Она обернулась и стала присматриваться. (8)В это время откуда-то из угла выскочил и быстро подошёл ко мне мальчик, в распоясанной блузе и босиком. (9)Взглянув на него пристальней, я сразу догадался, что это дурачок. (10)Мальчик глядел на меня бессмысленно и издавал странные звуки, нечто вроде «урлы, урлы».

— (11)Не бойтесь, он не тронет, — сказала женщина, идя мне навстречу. — (12)Чем могу служить?

(13)Я назвал себя и упомянул про своего отца. (14)Она обрадовалась, оживилась и разохалась. (15)Мальчик принялся ещё громче кричать своё «урлы, урлы».

— (16)Это сыночек мой, он такой от рождения, — сказала Александра Ивановна с грустной улыбкой. — (17)Степаном его зовут.

(18)Услышав своё имя, мальчонка крикнул каким-то птичьим голосом:

— Папан!

(19)Александра Ивановна похлопала его ласково по плечу.

— (20)Да, да, Степан. (21)Видите, догадался, что о нём говорят.

(22)Чтобы оказать Александре Ивановне внимание, я сказал ему, взяв за руку: «Здравствуй, Степан». (23)Она была холодна, пухла и безжизненна. (24)Я почувствовал брезгливость и только из вежливости спросил:

— Ему, наверно, лет шестнадцать?

— (25)Ах, нет, — ответила Александра Ивановна, — уже двадцать девятый.

(26)Мы разговорились. (27)Грачёва оказалась тихой, робкой женщиной, забитой неудачами и долгой нуждой. (28)Во всё время нашего разговора Степан не сводил с меня глаз. (29)Раза три он исподтишка протягивал руку, чтобы притронуться к блестящим пуговицам моего сюртука, и тотчас же отдёргивал её с видом испуга.

— (30)Неужели ваш Степан так и не говорит ни одного слова? — спросил я Александру Ивановну.

(31)Она печально покачала головой.

— (32)Нет, не говорит. (33)Есть у него несколько собственных слов, да что же это за слова! (34)Так, бормотанье! (35)Вот, например, Степан у него называется «Папан», кушать хочется – «мня», деньги у него называются «тэки». (36)Степан, — обратилась она к сыну, — где твои тэки? (37)Покажи нам твои тэки.

(38)Степан вдруг спрыгнул со стула, бросился в тёмный угол и присел там на корточки. (39)Я услышал оттуда звон медной монеты и те же «урлы, урлы», но на этот раз ворчливые, угрожающие.

— (40)Боится, — пояснила Александра Ивановна. — (41)Ну, ну, не будем трогать тэки, не будем, — принялась она успокаивать сына.

(42)Я стал довольно часто бывать у Грачёвой. (43)Её Степан заинтересовал меня, и мне пришла в голову мысль вылечить его по системе какого-то швейцарского доктора, пробовавшего действовать на своих слабоумных пациентов медленным путём логического развития. (44)Сначала я принёс Степану куклу. (45)Он обрадовался, расхохотался и закричал, указывая на куклу: «Папан!» (46)Потом я приносил ему картинки, пробовал заинтересовать его кубиками, разговаривал с ним, называя разные предметы и показывая на них. (47)Но или система швейцарского доктора была неверна, или я не умел её применять на практике, только развитие Степана не подвигалось ни на шаг. (48)Зато он необыкновенно полюбил меня в эти дни. (49)Когда я приходил, он кидался мне навстречу с восторженным рёвом. (50)После моего ухода он долго не отходил от окна и испускал такие жалобные вопли, что другие квартиранты жаловались на него хозяйке.

(51)А мои личные дела были очень плохи. (52)Я провалился с необычайным треском на предпоследнем экзамене. (53)Нужно было как можно скорее ехать домой. (54)К этому меня побуждали и финансовые соображения: в моём бумажнике лежали всего-навсего три копейки. (55)Я скрепя сердце пошёл просить взаймы у товарищей, но они все отговаривались пустотой карманов. (56)Три копейки! (57)Я вам скажу, что в эти дни мне было очень тяжело. (58)Скоро голод сделался невыносимым. (59)Я пошёл к Александре Ивановне. (60)Мне очень было тяжело просить бедную женщину о деньгах, но я решился сделать это.

— (61)Александра Ивановна, мне есть нечего. (62)Одолжите мне денег.

(63)Она всплеснула руками.

— (64)Голубчик мой, ни копеечки. (65)Вчера сама заложила брошку…

(66)Я чувствовал себя заброшенным на край света, одиноким и униженным. (67)Вдруг кто-то толкнул меня в бок. (68)Я обернулся. (69)Это был Степан. (70)Он протягивал мне на ладони кучку медных монет и говорил:

— Тэки, тэки, тэки…

(71)Я не понимал. (72)Тогда он бросил свои деньги мне на колено, крикнул ещё раз «тэки» и убежал в свой уголок.

(73)Я заплакал, как маленький мальчик. (74)Александра Ивановна также плакала вместе со мной от умиления и жалости, а Степан из тёмного угла испускал жалобные, совершенно осмысленные «урлы, урлы, урлы».

(75)Когда я успокоился, мне стало легче. (76)Неожиданное сочувствие блаженненького вдруг согрело и приласкало моё сердце, показало мне, что ещё можно и должно жить, пока есть на свете любовь и сострадание.

 

(По А.И. Куприну*)

* Александр Иванович Куприн (1870-1938) – известный русский писатель, переводчик.

---

(1)С детства я помню прекрасный дом деда. (2)Особняк с большим двором, а сзади дома был сад. (3)В саду стояла беседка с цветными стёклами, в которой летом пили чай. (4)К нам часто приходили гости. (5)У отца нередко бывали его друзья – художники. (6)Один юноша, опрокидывая стол и покрывая его скатертями, устраивал мне парусный корабль «Фрегат „Паллада“». (7)И я залезал туда и ехал в воображении по морю к мысу Доброй Надежды. (8)Это мне очень нравилось.

(9)Я как-то сговорился со своей двоюродной сестрой пойти искать мыс Доброй Надежды. (10)Мы пошли по улице. (11)Идём, видим: большая белая стена, деревья, а за стеной внизу – река. (12)Потом опять улицы, магазин, какой-то рынок. (13)Там утки, куры, поросята, рыба. (14)Вдруг какая-то женщина смотрит на нас и говорит:

— Вы чего же это одни?

(15)Я спросил её насчет мыса Доброй Надежды, а она взяла нас за руки и привела в свой дом. (16)Женщина посадила нас за стол и угостила чаем. (17)Она привела других женщин, все смотрели на нас. (18)В окнах уже было темно. (19)Тогда она одела нас в тёплые вязаные платки, меня и сестру, вывела на улицу и поехала с нами. (20)Приехали мы к большому страшному дому, там башня-каланча и наверху ходит солдат. (21)Очень страшно. (22)Сестра ревела. (23)Вошли по каменной лестнице в этот дом. (24)Там люди. (25)За столом сидит какой-то человек. (26)Увидев нас, вышел из-за стола и сказал:

— Вот они.

(27)Я испугался. (28)И человек с саблей повёл нас наружу, и женщина тоже пошла с нами.

— (29)Ишь, пострелы, ушли… неслухи, — слышал я, как говорил человек с саблей женщине.

(30)Привезли нас домой. (31)Отец и мать, много в доме народа, много незнакомых. (32)Все нам рады.

— (33)Ну что, видел, Костя, мыс Доброй Надежды? — спросил меня отец.

— (34)Видел. (35)Только это за рекой. (36)Я туда не дошёл ещё, — сказал я.

(37)Помню, что все смеялись. (38)А дед сказал:

— Мыс Доброй Надежды… (39)Он из дому ушёл искать его, мыс-то. (40)Что было с матерью, отцом! (41)Вся полиция искала в Москве! (42)Нашли… (43)Мальчишка любознательный.

(44)Прошло лето, зима, и вот в один прекрасный день отец поехал со мной по железной дороге. (45)Какая красота! (46)В окно видны леса, поля, всё в цвету. (47)Приехали в деревню. (48)Я сейчас же подружился с мальчишками. (49)Сначала я побаивался ходить далеко, но за речкой был виден лес и синяя даль. (50)Вот туда-то я и пойду… (51)Там-то и есть мыс Доброй Надежды! (52)И пошёл. (53)Со мной Игнашка, Сенька и Серёжка – замечательные люди, мои приятели. (54)Берег речки, трава, кусты. (55)Речка очень узкая, мелкая, но на поверхности плещется рыба. (56)Дальше и дальше идём мы с приятелями. (57)Пришли в огромный сосновый лес. (58)Это – мыс Доброй Надежды? (59)Нет, не это мыс Доброй Надежды, он там, за поворотом реки, через сосны, где синяя даль. (60)Потом я пойду непременно туда… (61)Там есть избушка, там буду жить. (62)И эти берёзы зелёные отражаются в воде, как в зеркале, и там синее небо, а наверху, вдали, синеют далёкие леса – мыс Доброй Надежды… (63)Когда я попаду туда?

(64)Надо возвращаться домой.

(65)Дома говорит мать отцу:

— Ты разве не видишь, что он ищет мыс Доброй Надежды? (66)Ты разве не видишь, что он всегда будет искать этот мыс? (67)Только где мыс этот?

 

(По К.А. Коровину*)

* Константин Алексеевич Коровин (1861-1939) – русский живописец, театральный художник, педагог и писатель.

---

(1)Я решил заняться ловлей певчих птиц и один ходил ловить их почти за тридцать вёрст, на берег Волги, где в мачтовом сосняке водились клесты и синицы-аполлоновки – длиннохвостые белые птички редкой красоты.

(2)В лес я приходил к рассвету, развешивал снасти, ложился на опушке леса и ждал, когда придёт день. (3)Тихо. (4)Всё вокруг застыло в крепком осеннем сне; сквозь сероватую мглу чуть видны под горою широкие луга: они разрезаны Волгой, перекинулись через неё и расплылись, растаяли в туманах. (5)Далеко, за лесами луговой стороны, восходит не торопясь посветлевшее солнце, на чёрных гривах лесов вспыхивают огни. (6)И начинается странное, трогающее душу движение: всё быстрее встаёт туман с лугов и серебрится в солнечном луче, а за ним поднимаются с земли кусты, деревья, стога сена; луга точно тают под солнцем и текут во все стороны, рыжевато-золотые. (7)Вот солнце коснулось тихой воды у берега, кажется, что вся река подвинулась, подалась туда, где окунулось солнце. (8)Восходя всё выше, оно, радостное, благословляет, греет оголённую, озябшую землю, а земля кадит сладкими запахами осени. (9)Я видел восход солнца в этом месте десятки раз, и всегда предо мною рождался новый мир, по-новому красивый…

(10)Я как-то особенно люблю солнце, мне нравится самое имя его, сладкие звуки имени, звон, скрытый в них; люблю, закрыв глаза, подставить лицо горячему лучу, поймать его на ладонь руки, когда он проходит мечом сквозь щель забора или между ветвей. (11)Когда солнце поднимется над лугами, я невольно улыбаюсь от радости.

(12)Надо мной звенит хвойный лес, отряхивая с зелёных лап капли росы. (13)В тени, под деревьями, на узорных листьях папоротника сверкает серебряной парчой иней утреннего заморозка. (14)Порыжевшая трава примята дождями, склонённые к земле стебли неподвижны, но когда на них падает светлый луч, то заметен лёгкий трепет в травах, быть может, последнее усилие жизни.

(15)Проснулись птицы: серые московки пуховыми шариками падают с ветки на ветку, огненные клесты крошат кривыми носами шишки на вершинах сосен, на конце сосновой лапы качается белая аполлоновка, взмахивая длинными рулевыми перьями, чёрный бисерный глазок недоверчиво косится на сеть, растянутую мной. (16)И как-то вдруг слышишь, что уже весь лес, за минуту до этого важно задумчивый, налился сотнями птичьих голосов, наполнился хлопотами живых существ, чистейших на земле.

(17)Мне немножко жалко ловить пичужек, совестно сажать их в клетки, мне больше нравится смотреть на них. (18)Птицы смешат меня своими хитростями: лазоревая синица внимательно и подробно осмотрела западню, поняла, чем она грозит ей, и, зайдя сбоку, безопасно, ловко таскает семя сквозь палочки западни. (19)Синицы очень умны, но они слишком любопытны, и это губит их. (20)Важные снегири глуповаты; они идут в сеть целой стаей: когда их накроешь, они очень удивлены, выкатывают глаза и щиплют пальцы толстыми клювами. (21)Клёст идёт в западню спокойно и солидно. (22)Поползень долго сидит перед сетью, поводя длинным носом, опираясь на толстый хвост; он бегает по стволам деревьев, как дятел, всегда сопровождая синиц. (23)Эта пичужка, как сорока, любит воровать и прятать мелкие блестящие вещи.

(24)К полудню я заканчиваю ловлю, иду домой лесом и полями. (25)Прихожу к вечеру усталый, голодный, но мне кажется, что за день я вырос, узнал что-то новое, стал сильнее.

 

(По М. Горькому*)

 

* Максим Горький (настоящее имя – Алексей Максимович Пешков; 1868-1936) – выдающийся русский советский писатель и драматург.

---

(1)Перед закрытой стеклянной дверью, ведущей из столовой в сад, стояли, прижав к стеклу носы, две девочки, две сестры. (2)Если бы кто из сада на них взглянул, сразу бы увидел, что только им в этот солнечный весенний день было грустно. (3)Только что прочли они в первый раз в жизни «Кавказского пленника» Толстого и разволновались ужасно. (4)Раз написано – значит, настоящая правда.

— (5)Что ж, всё-таки удрал он в конце концов благополучно, — сказала со вздохом Катюша.

(6)Ей уже надоело кукситься: раз окончание хорошее, не стоит и горевать.

— (7)Может быть, Жилин потом со своими солдатами устроил засаду и поймал в плен тех самых татар, которые его мучили… (8)Правда?

— (9)И больно-пребольно велел их высечь! — обрадовалась Валя. (10)Впрочем, она сейчас же и передумала:

— Нет, знаешь, сечь их не надо. (11)Жилин бы только презрительно посмотрел на них и сказал: «Русские офицеры великодушны… (12)Марш! (13)На все четыре стороны. (14)Татарской же девочке Дине, которая меня лепёшками кормила, передайте Георгиевскую медаль. (15)А теперь вон с моих глаз!»

— (16)Вон! — закричала Катюша и топнула каблучком в пол.

(17)Неизменный адъютант Тузик, виляя косматым хвостом, подбежал к девочкам. (18)Сёстры спрыгнули с крыльца и пошли по влажным дорожкам вокруг сада.

(19)В углу сада, у старой заброшенной оранжереи, девочки остановились над ямой. (20)На дне горбом лежали прошлогодние, слежавшиеся листья… (21)Они переглянулись и поняли друг друга без слов.

— (22)А где ж мы пленных возьмём? — спросила младшая.

— (23)Мишку посадим…

— (24)А кто будет вторым пленником, Костылиным?

(25)Тузик угодливо завертел у девочкиных ног хвостом: он всё понял.

— (26)Ми-ша!

— (27)Чего надо? — звонко отозвался с улицы дворницкий мальчик Миша.

— (28)Играть иди!

(29)Через минуту Миша, дожёвывая баранку, стоял перед сёстрами.

— (30)Во что играть будем?

— (31)В «Кавказского пленника». (32)Ты будто Жилин, русский офицер, из крепости к своей маме верхом едешь. (33)Она тебе невесту приискала, хорошую и умницу. (34)А мы тебя в плен возьмём и в яму посадим, понял?

— (35)Сажайте, что ж.

(36)Мишка спрыгнул, уселся, Тузик за ним.

(37)Пленники вели себя очень странно: катались весело по дну ямы, задрав кверху ноги и лапы, и обдавали друг друга охапками ржавых листьев.

— (38)Стоп! — закричала Валя. — (39)Я вас сейчас рыжему татарину продам…

— (40)Продавай, ладно, — равнодушно отозвался Мишка. — (41)Как дальше играть-то?

— (42)Ты куколок будто лепи и наверх нам бросай… (43)Мы теперь татарские девочки… (44)А мы тебе за это лепёшки бросать будем.

— (45)Из чего лепить-то?

(46)Валя слетала домой и принесла в корзинке плюшевого слона, резинового верблюда и матрёшку – всё, что на скорую руку в детской собрала. (47)Да у кухарки выпросила три пирожка с капустой (ещё вкуснее лепёшек!). (48)Потом девочки, пыхтя и толкая друг дружку, спустили в яму длинный шест, чтобы пленники, наконец, удрали.

(49)Но ни Мишка, ни Тузик даже с места не тронулись. (50)Кричали девочки, сердились, приказывали. (51)Кончилось тем, что сами в яму соскочили, уселись с пленниками рядом и тоже стали на облака смотреть.

(52)Часа через два вернулась мама девочек.

— (53)Дети! (54)Ау… (55)Валя! (56)Ка-тю-ша!

(57)И вдруг с конца сада, точно из-под земли, детские голоса:

— Мы здесь! (58)В оранжерее!..

(59)Побежала мать на голоса. (60)И что же! (61)Сидят, прижавшись плечом к плечу, в яме все четверо: Мишка, Тузик и девочки, – и у всех глаза от удовольствия блестят.

— (62)Что вы здесь делаете?

— (63)Мы кавказские пленники.

— (64)Какие там пленники! (65)Сейчас же домой!..

(66)Вскарабкались девочки по шесту, Мишка за ними, а Тузик и без шеста обошёлся.

(67)Идут домой, к матери с двух сторон, как котята, жмутся. (68)Даже непонятно им самим, как это утром их «Кавказский пленник» так расстроил? (69)Ведь превесёлая же, право, штука.

 

(По С. Чёрному*)

* Саша Чёрный (настоящее имя – Александр Михайлович Гликберг, 1880-1932) – писатель, поэт, журналист, переводчик.

---

(1)Бабушка моя Викентия Ивановна жила в маленьком флигеле, в котором было четыре комнаты. (2)В одной жила бабушка, в другой – старый виолончелист Гаттенбергер, третью комнату бабушка отвела мне.

(3)Бабушка очень одряхлела, согнулась, былая её строгость исчезла, но всё же она не изменила своих привычек: вставала на рассвете, открывала настежь окна и готовила на спиртовке кофе. (4)Выпив кофе, она выходила в сад и читала, сидя в плетёном кресле, любимые свои книги. (5)Часто она засыпала за чтением, седая, вся в чёрном, положив худые руки на подлокотники кресла.

(6)Я дружил с бабушкой. (7)Я любил её больше, чем всех своих родных. (8)Она мне платила тем же. (9)Бабушка воспитала пять дочерей и троих сыновей, а в старости жила совершенно одна. (10)У неё тоже, по существу, никого не было. (11)Из этого нашего одиночества и родилась взаимная привязанность.

(12)Бабушка вся светилась лаской и грустью. (13)Несмотря на разницу лет, у нас было много общего. (14)Бабушка любила стихи, книги, деревья, небо и собственные размышления. (15)Она никогда меня ни к чему не принуждала.

(16)Я часто бывал на концертах в Купеческом саду. (17)Оркестр играл в деревянной белой раковине, а слушатели сидели под открытым небом.

(18)Но особенно я любил пасмурные серые вечера, когда в саду почти не было посетителей. (19)Тогда мне казалось, что оркестр играет для меня одного и для молоденькой женщины с опущенными полями шляпы.

(20)Я встречал эту женщину почти на всех концертах. (21)Она внимательно поглядывала на меня. (22)Я украдкой следил за ней. (23)Один только раз я встретил её взгляд, и мне показалось, что глаза её блеснули лукавым огнём.

(24)Скучное киевское лето наполнилось мечтами об этой незнакомке. (25)Оно тотчас перестало быть скучным. (26)Оно зашумело звонкоголосыми дождями. (27)Они лились с высокого неба, хлопотали в зелени садов. (28)Стеклянные капли, слетая с туч, будто били по клавишам – частый звон наполнял мою комнату. (29)Мне казалось подлинным чудом, что так может петь обыкновенная вода, льющаяся с крыши в зелёную кадку.

(30)За лёгким дымом этих «слепых дождей» и сиянием радуг где-то рядом жила незнакомка. (31)Я был благодарен ей, что она появилась и сразу же изменила всё вокруг. (32)Даже тротуары из жёлтого кирпича, покрытые маленькими лужами, казались мне теперь милыми и сказочными, как у Андерсена.

(33)До сих пор я не знаю, как назвать это состояние. (34)Но оно настоятельно требовало выражения. (35)И вот в то жаркое лето с его «слепыми дождями» я впервые начал писать.

(36)Я скрывал это от бабушки. (37)Я говорил ей, удивлённой тем, что я часами сижу в своей комнате и пишу, что готовлюсь к гимназическим занятиям по литературе и составляю конспекты.

(38)В те дни, когда в Купеческом саду не было концертов, я уезжал на Днепр или на окраину города, в запущенный парк «Кинь грусть». (39)Я забирался в самую глушь, где стоял заброшенный дом, садился на ступеньки террасы и читал. (40)Я ждал. (41)Я был уверен, что именно здесь, в этом парке, встречу свою незнакомку.

(42)Но она не приходила, и я возвращался домой самым длинным путём.

(43)Бабушка ждала меня. (44)Маленький круглый стол в её комнате был накрыт скатертью. (45)На нём стоял ужин. (46)Иногда она говорила, что соскучилась одна за весь этот длинный день, но никогда не бранила меня за то, что я пропадал так долго.

— (47)Молодость, — говорила бабушка, — имеет свои законы. (48)Не моё дело в них вмешиваться.

(49)Я написал рассказ, в котором было это киевское лето: незнакомка в Купеческом саду, «Кинь грусть», ночи и мечтательный гимназист.

(50)В Киеве в то время издавался журнал со странным названием «Рыцарь», куда я после долгих колебаний всё же отнёс рассказ. (51)Через два дня пришла открытка от редактора. (52)Он писал, что прочёл рассказ и напечатает его в ближайшем номере журнала.

(53)Бабушка, конечно, прочла эту открытку. (54)Она даже всплакнула, перекрестила меня и поцеловала:

— Ну, трудись и будь счастлив. (55)Видно, Бог сжалился надо мной и принёс мне напоследок эту радость.

(56)Она радовалась моему первому рассказу больше, чем я.

(57)Когда вышел номер «Рыцаря» с этим рассказом, бабушка даже испекла пирожки и устроила праздничный завтрак.

(58)К завтраку она надела чёрное шёлковое платье. (59)Чёрные её глаза смеялись, когда она смотрела на меня.

(60)Осы садились на вазу с вареньем. (61)А Гаттенбергер, как бы догадавшись о том, что происходит у нас, играл мазурку и притоптывал в такт ногой.

 

(По К.Г. Паустовскому*)

 

* Константин Георгиевич Паустовский (1892-1968) – известный русский писатель, классик отечественной литературы.

---

— (1)Паныч! (2)А паныч? — послышался за окном торопливый шёпот.

(3)Вслед за шёпотом раздался осторожный, но настойчивый стук пальцев по стеклу. (4)Это вызывал меня наш старый повар Емельян Иванович, с которым мы уговорились идти ночью ловить раков. (5)Я встал и, стараясь не шуметь, отворил окошко. (6)Через минуту я уже очутился на земле, возле Емельяна Ивановича, дрожа спросонок и от волнения, возбуждаемого во мне предстоящим удовольствием.

— (7)Вы всё захватили, Емельян Иванович? (8)И сачок? (9)И мясо? (10)И лейку?

— (11)Тсс… не шумите, паныч… (12)Мамашенька проснутся, так нас обоих заругают… (13)Ну, идём, что ли.

(14)Мы пошли вдоль пустыря узкой дорожкой, между двумя стенами густого, высокого, гораздо выше человеческого роста бурьяна… (15)Мне было несколько жутко, но новизна впечатлений, а главное – их запретность придавали им такую острую прелесть, что даже и теперь, через двадцать пять лет, вспоминая об этой ночи, я испытываю радостное и тоскливое стеснение в груди.

(16)Вдруг я натолкнулся на Емельяна Ивановича. (17)Он стоял и копошился над чем-то в темноте. (18)Старик, видимо, старался что-то отвинтить. (19)Он отвечал мне с расстановками, тяжело пыхтя от усилий:

— Да вот хочу… ишь ты, как завернули… хочу… крышку снять с факела… заржавела, должно быть… ну, теперь пошла… пошла… готова!

(20)Я услышал чирканье спички, и керосиновый факел вспыхнул красным, коптящим, колеблющимся пламенем. (21)Лицо Емельяна Ивановича сделалось суровым и странно изменилось. (22)От густых бровей, носа и усов легли на него длинные, косые дрожащие тени. (23)Мы пошли дальше. (24)Теперь мне стало ещё жутче, чем в темноте. (25)Хорошо знакомые кусты бурьяна казались толпою обступивших нас со всех сторон призраков, тонких и расплывчатых.

(26)Скоро бурьян кончился. (27)Перед нами расстилалось поле. (28)Запах липы сменился острым запахом росистой травы и мёда. (29)Повеяло прохладой. (30)В степи громко и ритмично кричали миллионы кузнечиков.

(31)Мы спустились к узенькой речке, которая ровной, тёмной полосой протекала между невысокими, но крутыми берегами, поросшими густым лозняком. (32)Около берега вода мелодично и монотонно хлюпала, огибая заливчики и обнажившиеся корни кустов. (33)Емельян Иванович выбрал между двумя ивами удобное сухое местечко и воткнул длинную палку факела в глинистое дно, недалеко от берега.

(34)Наши приготовления были несложны. (35)Мы обвязали тонкой бечёвкой крест-накрест большой кусок мяса; на аршин выше пристроили поплавок из сухой веточки, и затем Емельян Иванович опустил эту приманку в воду. (36)Я должен был с сачком, сделанным из моей старой соломенной шляпы, дожидаться, когда рак появится над водой, чтобы подхватить его.

(37)Река в этом месте была неширока, всего шагов десять или пятнадцать. (38)Звёзды отражались в воде, мерцая и расплываясь. (39)Поплавок дрогнул и стал колыхаться.

(40)Я зашептал взволнованно:

— Емельян Иванович… (41)Клюёт! (42)Тащите!

(43)Но старик только покачал с досадою головой. (44)Поплавок продолжал двигаться, описывая круги и изредка коротко ныряя передней частью под воду. (45)Я, стараясь не дышать, упёршись ногами в торчащий из реки пень и протянув вперёд палку с сачком, мучился нетерпеливым ожиданием. (46)Вдруг поплавок совершенно исчез под водою. (47)Емельян Иванович медленно потянул верёвку вверх. (48)Через минуту я увидел казавшийся громадным кусок мяса и клешни вцепившегося в него рака.

(49)Емельян Иванович взял его двумя пальцами за спину и с торжеством поднял на воздух. (50)Рак продолжал щёлкать шейкой, водил в стороны передними лапами, сводя и разводя клешни, и шевелил длинными усами. (51)Емельян Иванович бросил его в лейку.

(52)После первого рака ловля пошла очень успешно. (53)То и дело старик вытаскивал из сачка чёрных уродов, радуясь им так же искренно и громко, как и я, десятилетний мальчишка. (54)И к каждому раку он непременно приговаривал что-нибудь забавное, прежде чем его опустить в лейку.

— (55)А, господин рачитель, попались? — спрашивал он с комическим злорадством. — (56)Пожалуйте, пожалуйте в компанию. (57)Там вам веселее будет.

(58)Или:

— Моё почтение, господин Раковский. (59)Ждали с нетерпением вашего приезда. (60)Милости просим.

(61)Три или четыре рака от нас ушли. (62)В этих случаях мы горячились и осыпали друг друга едкими упрёками. (63)Но едва поплавок вздрагивал в воде, наша вражда мгновенно утихала, и мы снова с дрожащими от волнения руками шёпотом подзадоривали друг друга:

— О-о! (64)Вот как потянул! (65)Должно быть, громадный Раковецкий клюёт!

(66)В младенческом восторге мы называли наших жертв самыми чудовищными именами. (67)Необычное бодрствование, красота ночи и страсть рьяных рыболовов взволновали и опьяняли нас. (68)На меня нашло то странное, неподвижное очарование тишины, которое испытываешь только в самом раннем детстве. (69)Я глядел, не отрываясь, на красный огонь факела. (70)В голове у меня не было ни одного обрывка мысли, но ощущение чего-то стройного, прекрасного и нежного переполняло мою душу. (71)И в те же минуты мне казалось, что я чувствую, как мимо меня торжественно проплывает что-то огромное, как мироздание…

(72)Не время ли проходило около меня?..

 

(По А.И. Куприну*)

 

* Александр Иванович Куприн (1870-1938) – известный русский писатель, переводчик.

---